Двенадцатый удар
Аркадий Петрович ненавидел Новый год. Для него это было не время чудес, а ежегодное напоминание о бренности бытия, одиночестве и пустоте его безупречной, стерильной квартиры. В этом году он решил провести праздник так, как делал это последние десять лет: за просмотром черно-белого детектива со стаканом дорогого виски, заглушая звуки веселья за стеной.
В 23:50 он вышел на балкон, чтобы выкурить сигарету и в последний раз за год посмотреть на спящий город. Воздух был морозным и острым. Вдруг он заметил нечто странное. Снег, падавший крупными хлопьями, замер в воздухе. Летел себе и вдруг – остановился, словно кто-то нажал паузу. Звуки города – далекие гудки машин, смех из соседней квартиры – стихли, сменившись звенящей, абсолютной тишиной.
Аркадий Петрович замер, сигарета была на полпути к губам. Он посмотрел на часы на соседней башне. Электронное табло показывало 23:59:30. Секунды не шли.
И тут он увидел их. Тени. Они выплывали из подъездов, из переулков, бесшумно скользили по застывшим улицам. Это были не люди, а сгустки мрака, лишь отдаленно напоминающие человеческие фигуры. Они несли в руках странные предметы: старинные фонари, песочные часы, свитки пожелтевшей бумаги.
Одна из теней отделилась от общей массы и направилась к его дому. Аркадий инстинктивно отпрянул с балкона в квартиру, захлопнув дверь. Он задернул шторы, но чувствовал – оно там. Оно ждет.
В дверь постучали. Три раза. Медленно, властно.
Сердце Аркадия заколотилось. Он не собирался открывать, но дверь сама собой тихо отворилась. На пороге стояла тень. Вместо лица – лишь размытый овал. Аркадий почувствовал на себе тяжелый, изучающий взгляд.
– Аркадий Петрович Орлов, – прозвучал голос не в ушах, а прямо в сознании. Он был холодным и безжизненным, как скрип льда. – Год твой окончен. Пришло время подсчета.
– Какого подсчета? Кто вы? – прошептал он, отступая к стене.
– Мы – Хроники. Мы собираем то, что было потеряно. Время, которое ты потратил впустую. Слова, которые не были сказаны. Возможности, которые ты упустил.
Тень парила в воздухе, и из ее складок появился свиток. Он развернулся сам собой, и Аркадий с ужасом увидел, что свиток пуст.
– Твое время не оставило следов, – продолжал голос. – Оно стерлось, как будто его и не было. Такая судьба ждет тех, кто просто пережидает жизнь.
Внезапно с башни прозвучал первый удар курантов. Звук был глухим, далеким, будто доносился из-под толщи льда.
При первом ударе тень на пороге стала четче.
При втором – в квартире погас свет, и зажглось призрачное свечение, исходящее от самого существа.
При третьем – Аркадий увидел в этом свечении мимолетные образы: его молодую жену, которую он бросил из-за карьеры; друга, которому он не помог в трудную минуту.
С каждым ударом образы становились ярче, а боль от этих воспоминаний – острее. Он понимал, что это не просто картинки – это кусочки его собственной души, которые он растерял.
– Десять… одиннадцать… – отсчитывал ледяной голос.
Двенадцатый удар должен был стать приговором. Он чувствовал это. После него он станет таким же, как эти тени – пустым местом, блуждающим в остановившемся времени.
– НЕТ! – закричал Аркадий, и в его крике была вся накопившаяся за годы тоска. – Я не хочу! Я помню! Я все помню!
Он бросился к старому письменному столу, выдернул ящик и начал лихорадочно выбрасывать его содержимое: старые фотографии, письма, безделушки. Он схватил пожелтевшую открытку от дочери, с которой не виделся пять лет. На ней было криво написано: «Папа, с Новым годом! Я тебя люблю!».
Он прижал открытку к груди и, обернувшись к тени, выкрикнул: – Вот! Это не пустое! Это мое! Я хочу ей позвонить! Я хочу все исправить!
