Глава 1
Похищенная фотография
– …А это Ванечка на картошке, в институте, семьдесят третий год. Вот он, слева, сырком закусывает, между штабелем и Никольским. Никольский был у них старостой. А это фотография школьная, здесь Ваня совсем молоденький. Видите, какой лысый? Это он по ошибке под полубокс однажды постригся. Оболванили его подчистую, а он видел себя в зеркале да молчал – парикмахерши постеснялся. Три дня его потом от учителей прятала.
Вера Филипповна как-то звонко и протяжно вздохнула и посмотрела на старушку в платке. Та водила шершавым носом, будто бы к чему-то принюхивалась. Вера Филипповна тоже повела носом и вдруг явственно ощутила, как с кухни потянуло горелым.
– Батюшки! – всплеснула она руками. – Вроде бы и гореть нечему! – Вскочила и убежала на кухню.
Маленькая старушка в платке сверкнула косящим глазом и, схватив со стола фотографию, спрятала ее у себя под кофтой. Когда Вера Филипповна вернулась, старушка как ни в чем не бывало сидела на мягком стуле и прихлебывала остывший чай.
– Чудеса, – сказала Вера Филипповна, – запах есть, а ничего не горит. Я уж и на площадку выглянула, думала – от соседей. И в форточку нос просунула – может, со двора, из помойки? И запах-то непонятный, будто крысу на сковородке жарят.
Вера Филипповна снова склонилась над фотографиями и полностью позабыла о происшествии.
– Все фотокарточки перепутались, альбом хотела собрать, а некогда – то да это. Ой, и кто ж здесь такой пьянющий? Крестный это его, приехал тогда запойный. – Вера Филипповна улыбнулась и сразу же погасила улыбку. – Ванечка, ну за что же его так Бог наказал! Не курил ведь почти, не пил. Так, по праздникам, в выходные. Дружки его, это да, те уж точно закладывали. Один Боренька Дикобразов четверых алкашей стоил. Он один раз зимою от Ванечки без пальто ушел, как раз январь был, у Ванечки день рождения. Так, представляете, через месяц звонит он моему Ваньке и спрашивает, не у вас ли, мол, я пальто оставил. Это месяц прошел – опомнился!
Вера Филипповна взяла в руки несколько фотографий и перетасовала их, как карточную колоду. Потом бросила фотографии к остальным.
– Вы печенье-то, не стесняйтесь, ешьте. Кончится, я еще принесу. И чай, наверно, остыл. Давайте, плесну горяченького.
– Нет уж, Вера Филипповна, сыта я, спасибо за угощенье. И телевизор я дома не выключила, вдруг взорвется? Пойду я, поздно уже. – Маленькая старушка захлопотала, затянула на платке узел и поднялась. Росту в ней было ровно на полтора стула. – А этот, ну, тот, про которого вы мне давеча говорили, ну, который сюда из Сибири едет, чтобы Ванечку-то лечить, он когда же здесь, если не секрет, будет?
– На днях, а когда точно – не знаю. Из Ванечкиной редакции Оленька мне должна позвонить, сказать, какого числа поезд.
– А этот, который едет, он какая-нибудь медицинская знаменитость? Должно быть, главный специалист по прыщам?
– И по паутине, и по прыщам. Лапшицкий его фамилия.
Старушка вздрогнула при этих словах, завздыхала и навела на Веру Филипповну острый указательный палец. На пальце краснела яркая точка крови. Старушка сунула палец в рот, поморщилась.
– Иголка! – Она вытащила из кофты иголку. – Думала потеряла, а она – вон она где, иголка-то. И палец об нее наколола. Нехорошо это, когда иголка теряется. К смерти это, или мясо подорожает.
– Тьфу на вас, Калерия Карловна. Скажете тоже – к смерти. Иголка-то отыскалась.
– Да уж. – Калерия Карловна уже ковыляла к двери. – Ванечке от меня привет. – Она уже была на площадке. – Вот ведь башка склерозная. Я ж ему гостинец несла. Яблочко наливное. Несла, да недонесла. Наверное, у себя под вешалкой на стуле оставила. Вы когда теперь у сына-то будете? Завтра? Ну так я вам его завтра и занесу. Сынку передадите, пусть скушает. Скажите, для витаминов.
