Фонарщик Сивый неторопливо шел по Второй улице. Осень в этом году подобралась к городу намного раньше, чем обычно. Ночью резко понижалась температура, и изо рта небольшими клубами постоянно вырывался пар. Было холодно и неуютно, слегка моросило. А ведь днем жарило иногда так, что куда как некоторым летним дням…
Сбитые каблуки старых башмаков постоянно задевали за выбоины и становящиеся все более широкими трещины асфальта. На спину давила фляга с маслом, пригибая к земле. Прокуренные пальцы крепко сжимали отполированную деревяшку шеста, с помощью которого Сивый вот уже несколько лет зажигал огни в своем районе. Иногда он глубоко закашливался, сотрясаясь всем телом, и тогда к пару добавлялись вылетающие из легких маленькие капли крови. В такие мгновения Сивый останавливался, прислоняясь к ближайшей обшарпанной стене, шумно дышал и вытирал холодный пот, градом катившийся по лбу.
Туберкулез скоро доконает его, это фонарщик знал точно. Если раньше, конечно, не случится чего похуже. А при такой работе ожидать можно чего угодно. В последнее время, по ночам, улицы города не то место, в котором стоит не опасаться за свою жизнь. Это знали все его обитатели и старались лишний раз не высовываться из домов после последнего удара колокола. Хотя это спасало далеко не всегда, ох не всегда…
Сивый сплюнул под ноги густой и вязкой от табака слюной. Будь он моложе и здоровее, так давно бы ушел куда-нибудь на Запад, нанявшись в один из наемных отрядов. Там хоть не так страшно помирать. Уж что-что, а это он знал не понаслышке. Если бы не то ранение, после которого доктора еле смогли спасти ему жизнь, то разве стал бы фонарщиком в этом занюханном городишке, да еще и у самого Фронтира? То-то и оно, что хоть завали его золотом, так не согласился бы. А тут умудрился еще и чахотку подхватить. Старость не радость, что и говорить.
Сивый остановился возле очередного металлического столба, увенчанного стеклянным граненым грибком. Крючком на шесте откинул в сторону окошко. Поджег паклю на его конце и поднес к фитилю. Тот затрещал, брызгаясь искрами, чуть зачадил, но вспыхнул. Пламя заметалось из стороны в сторону, становясь то больше, то меньше, но выровнялось и разгорелось, наконец, ярко-желтым. Фонарщик облегченно вздохнул, поправил легкую, оставшуюся еще от старых времен, драгоценную раскладную лестницу. Лезть вверх ему вообще не хотелось. Да и опасно это по нынешним-то временам, торчать на ней над землей. Впереди, там, где улица погружена в темноту, раздались какие-то звуки. Сивый чуть дернулся, рука метнулась в карман затертого пальто, стиснув в ладони револьвер. Он замер, совсем по-стариковски вытянув вперед худую шею и медленно отступая назад.
Жужжание приближалось, становясь все более узнаваемым. Из-за угла старой двухэтажки выбился на асфальт скромный луч света. С приближением странных звуков он становился все более широким и ярким. Фонарщик еле слышно и очень облегченно вздохнул. Он понял, что его так напугало. И виновата в этом только скаредность администрации, экономящей даже на патрулях городской стражи. В отличие от рудничной, на содержание которой денег старались не жалеть. Оно, конечно, понятно. Шахты приносили те самые деньги, за счет которых город до сих пор жил. И охраняли их не в пример лучше, чем большинство городских кварталов. Городским патрульным на ночь выдавались механические фонари-жучки, которые работали от встроенной «динамки», приводимой в действие сжатием ладони. Шумели они не очень сильно, но ночью хватало и этого постоянного жужжания, чтобы заставить поволноваться тех, кто привык быть настороженным. И выдавали идущих по маршруту патрульных с головой. Как сейчас, например.
