Огни фонарей за окном мелькали в непроглядной темноте стремительно наступившей ночи с удручающей редкостью. Взору они представали настолько нечасто, что я от скуки начал каждый раз отсчитывать минуты до следующего одиноко стоящего старого покосившегося деревянного столба с томящимся огнём на верхушке, заключённым в сферу пыльного потрескавшегося от времени и погодных условий стекла, припорошённого снегом. Свет озарял и даже, казалось, немного наполнял теплом мрачное холодное купе, в котором я сейчас трясся на твёрдом неудобном подобии кровати вместо того чтобы лежать дома на своём мягком диване и, обняв подушку обеими руками, беззаботно, крепко спать. Сейчас же сна не было ни в одном глазу. Стук колёс, так любимый в детстве, теперь раздражал до такой степени, что я готов был пойти на всё ради нескольких минут полнейшей тишины.
Внимание привлекла бегущая за окном бесконечная железная дорога. Сквозь обледеневшее стекло она была различима только благодаря очень яркой луне, не уступавшей в силе освещения хорошему театральному прожектору. Её свет играл голубыми бликами на рельсах, потому создавалось ощущение будто они вылиты из настоящего серебра и положены не позже, чем день назад. Взгляд сам поднялся и переметнулся на лес, который тянулся нескончаемой чёрной мелькающей стеной среди белых равнин. Местами до стволов деревьев можно было без труда дотянуться из окна рукой – так близко они росли к путям и иногда ветвями скребли по обшивке вагона. В остальном ничего особенного не было – лес как лес. За ним вдалеке виднелись несколько разнящихся по размерам деревень. Где – то в редких домах горел свет и слышался едва различимый лай собак. Из труб поднимался дым, в ночи казавшийся белым и напоминал по форме куски ваты. В небе не было ни одного облака, которые могли бы соседствовать со столбами густого дыма. Луна, дым и больше ничего. Унылая картина.
Снова на доли секунды появился одинокий фонарь, озарил купе янтарным светом и пропал. Я в мгновение подскочил к окну, прильнул лицом к стеклу, дыханием растопил наледь на месте сделанной раньше проталины и взглянул вслед исчезающему за деревьями на повороте фонарю. Темнота опять наполнила купе, и я, наконец – то, лёг в постель. Внимание постепенно стало рассеиваться. Всё – таки люблю поезда. Они обладают особым шармом. Даже не они, а убаюкивающая атмосфера дороги под стук колёс и тряску состава – её ничем не заменить. Необходимо заснуть, иначе проснуться вовремя и без спешки сойти с поезда не выйдет. С этими мыслями я повернулся к стенке и закрыл глаза. Ничего кроме стука колёс и собственного дыхания. Тут же буквально почувствовал, как сон всей своей тяжестью обрушился и придавил меня к скамье. Не было возможности и сил даже повернуться, не говоря уже о том, чтобы накрыться одеялом для спасения от мерзлоты временной обители. Сказывалась усталость суматошного дня, проведённого в сборах. Всё было бы проще полети я на самолёте, но случая подняться в воздух до сих пор не представилось, да и этот исключением не стал. Неоднократно меня спрашивали о причинах и никогда не находилось вразумительных доводов, так что и ответа внятного дать ни разу не получалось.
Почти одержавший победу сон прогнали частые, но в то же время едва различимые осторожные шаги в коридоре. Звук становился всё ближе и отчётливее, как вдруг топот прекратился и снова стал слышен только монотонный стук колёс. Несколько секунд этой идиллии были нарушены скрипом открывающейся двери соседнего купе. Наступила полнейшая тишина. Громыхание колёс полностью стихло, но поезд по – прежнему продолжал движение. Едва в голову стали забираться мысли о невозможности такого явления, как тут же были прерваны грохотом и лязгом закрывшейся двери, и продолжившимися шагами, теперь уже звучавшими гораздо громче. Пара шагов и опять уже пугающая тишина воцарилась в поезде. Дверная ручка опустилась вниз, и дверь распахнулась на всю ширину дверного проёма. В коридоре стояла молодая проводница. Она мило и слегка виновато улыбнулась, вошла в купе, аккуратно закрыв за собой дверь и села на противоположную лавку. У неё была короткая замысловатая стрижка – явно дело рук профессионала. Волосы не доставали даже до плеч. Аккуратная форма хорошо сидела, словно была сшита по заказу именно для неё. Макияжа было по минимуму – больше для приличия, чем для красоты. Повернув голову к окну и скрестив руки на столе, она обратилась ко мне:
