Человек, нарушивший табу, сам становится табу, потому что приобрел опасное свойство вводить других в искушение следовать его примеру. Он будит зависть: почему ему должно быть позволено то, что запрещено другим? Он, действительно, заразителен, поскольку всякий пример заражает желанием подражать; поэтому необходимо избегать и его самого.
Но человеку не надо и нарушать табу для того, чтобы самому стать временно или постоянно табу, если только он находится в состоянии, способном будить запретные желания у других, вызывать в них амбивалентный конфликт. Большинство исключительных положений относится к такому состоянию и обладает этой опасной силой. Король или вождь будит зависть своими преимуществами. Может быть, всякий хотел бы быть королем? Мертвец, новорожденный, женщины в своем болезненном состоянии соблазняют особой беспомощностью; только что созревший в половом отношении индивид – новыми наслаждениями, которые он обещает. Поэтому все эти лица и все эти состояния составляют табу, потому что не следует поддаваться искушению.
З. Фрейд «Тотем и Табу»
В 12 часов по полудню, январским холодным днем, из дома номер 8, по улице Малой Преображенкой, вышел молодой человек и бодро направился в сторонки Сторожинки.
Ему удалось очень легко избежать своей собственной супруги, дождавшись, когда она как обычно исчезнет на работу. Избегать он ее стал не то чтобы не от любви, сколько от чувства униженности, от того что никак не мог устроится на работу по своей специальности, а по другому профилю он идти не хотел, так как считал себя призванным нести художественную правду человечеству, и режиссерская деятельность ему это как ему это казалось, позволяла. Нельзя сказать, что он был состоявшимся режиссером, но кое-что у него было из постановок, но он был очень не удовлетворён, да вообще считал, что может большее, то есть с годами у него стала развиваться гиперманиакальная дистрофия ума, что проявляется в виде скудости качеств идей и необъятном наборе их самих. Идеи накладывались одна на другую, не находя своего воплощения, образовывая в его голове целую Вавилонскую башню, готовую рухнуть в любой момент и накрыть своего владельца могильной стеной. Итак, наш герой раздираем противоречием, между тем как он воспринимал самого себя и тем как его принимали другие, а другие как не странно не видели в нем гениальности, которую он приписывал себе сам по наблюдениям:
– ипохондрический синдром,
– болезненная неуживчивость.
– экзальтированность восприятия чувств
– космологическое сознание.
Со всеми этими качествами наш герой направился в сторону центра города. Вот уже несколько месяцев подряд он искал возможность хоть как о себе заявить существующему миру, прикладывая усилия в области литературы, где он пытался изложить свои мысли в виде романов, пьес, и всякого другого жанра, так же попытки в области кинематографии все привели к тому что что пробиться нужны деньги или слава. Но так как ни того ни другого у него не было он оставался не принятым и отвергнутым. Состояние его было плачевно, его угнетало не признание, в свои 36 он считал себя вполне расположенным хотя бы к мало мальком вниманию, со стороны, хотя бы друзей, хотя бы жены. Но даже последняя не считала его причастным к искусству, а то есть так и определила – пока тебя не печатают ты не можешь называться писателем. «Да, – думал наш герой, – чтобы стать известным достаточно просто умереть, ведь именно так человечество начинает обращать внимание на человека». Но умереть было не в силах нашего героя, так как у него на глазах произошло ряд трагедий его близких и каждый раз эти явления ничуть не приблизили его решимость свести счеты с жизнью, а наоборот усилии ее борьбу за собственное существование, так что можно было сказать на сегодняшний день что инстинкт его самосохранения был на должном и высоком уровне, и каждый раз поддерживал в самых тяжелых ситуациях. Да в случае с его женой. Женщиной удивительно милой и внимательной, он чувствовал себя угнетенным и ее. Вернее, не ей самой, потому что, находясь вдали от нее скучал и тянулся к ней, но только оказывался я рядом, словно злой рок отнимал у него все силы, и он становился беспомощным и безвольным. Любовь, которую он искал всю жизнь стала для него обузой, счастье к которому он стремился как божественному откровению превратили его в тусклое бесцветное существо. Он стал замечать, что с некоторых пор не может набросать и даже несколько строк без того чтобы не вздернуть себя дополнительной дозой эротического наркотика, который у него теперь всегда был под рукой. Минуты упоенной тишины и вдохновения, мук творчества и шквалом страстей, теперь у него оставались лишь в воспоминаниях, а порой даже подвергались циничной усмешке в виде пасквилей на себе прошлого и тем подобным. Но однажды он встрепенулся. Его разум словно сбросил оковы сна, и он, дождавшись ухода жены вышел на улицу.
