Рассказ о нищем одиноком пенсионере, случайно нашедшем деньги, нанявшем проститутку-латиноамериканку, уехавшем с ней за океан и обретшем счастье в бедной стране в любви к матери проститутки и к ней самой, оказавшейся поистине благородной… Чистая проститутка? – Да, роман именно об этом.
Автор нарочито не называет стрáны, не желая, чтобы повествование связывалось конкретно ни с какой из них.
Освобождение от сока фруктов
Когда-то была песня про голубые города, у которых нет названия… Для Прохора же Терентьевича все города его страны были непременно с названиями, как оно им и положено, а главное – не голубыми, а зелёными… Потому что голубое в его сознании связывалось с расслабленностью, расслабленность – с бездельем, а безделье – с развратом. К разврату же Прохор Терентьевич чувствовал непреодолимое отвращение. И тем не вписывался в течение жизни – то есть бытийствовал существом, достойным общественного порицания…
Нет, Прохор Терентьевич определённо не хотел бы жить в голубом городе. И поэтому был признателен городскому голове за почин «Мой закоулок», и за тендер>1 в связи с ним аж на два с половиной миллиарда местных денежных единиц…
Когда Прохор Терентьевич вспоминал об этом, в его сознании так и фукали взад-вперёд паровозы, у которых тендеры были набиты молодыми деревцами. Паровозы разъезжались по разным улицам, выпуская пары останавливались, к ним слетались, как птицы, школьники из «Зелёной планеты»>2, ловко высаживали деревца – и те, расправляя листья, тут же матерели и, поднимая благодарные лики к солнцу, будто славя… Прохор Терентьевич не знал доподлинно, кого или что именно. А мыслеблудия чурался… Главное – лики дерев славили что-то хорошее, не придуманное, а потому правильное…
Зелень приятно глядится, не так ли? И потом каждый мужчина всегда может найти в этой зелени место для освобождения от чая, или, в случае с Прохором Терентьевичем – от сока фруктов… Для пожилого мужчины это существенное обстоятельство…
В тот знаменательный день Прохор Терентьевич возжелал удовлетворить отвлекающую от жизни потребность недалеко от метро Клювино. Намётанным глазом определил он относительно закрытое от глаз прохожих место в сквере, перешагнул ограждение, молодцевато оттягивая носки, и, расслабив соответствующие мышцы, медленно выдохнул…
С души ниспадал гнёт. Ибо она определённо бытийствовала под мочевым пузырём…
К своему неописуемому удивлению Прохор Терентьевич вдруг услыхал громкий и спокойный голос:
– Ты что делаешь, негодяй?! —
Поначалу Прохор Терентьевич не придал ему значения. Тем более, что голос доносился издалека. Мало ли в мире негодяев, которые что-то там делают – да полно… Кричи – не кричи, делать они будут всё равно: неодолимая потребность у них такая. Это что-то вроде тяги к алкоголю или куреву…
Когда Прохор Терентьевич думал об этом и соображал, что в таком случае всех негодяев можно было бы вылечить, он искренне удивлялся, почему же негодяев не лечат, не то что в отдельно взятой стране, а и по всей планете. И у его получалось, что на такое лечение нет благословения свыше. Ну не сволочи же руководители всех стран, в конце концов… И даже одной страной сволочь править не может, понимал Прохор Терентьевич. Потому что руководителя выбирают. А выбрать сволочь может только сволочной народ. «Сволочной народ… Нет, это очевидный бред», – полагал Прохор Терентьевич…
Простата у него работала ещё справно, хотя ему перевалило за 62. Пёрло, как из шланга для поливки. Даже стучало по листьям на земле. От этого становилось весело и радостно…
