В Глухом Лесу они расстались.
Боялись люди Леса этого, но иногда самые отчаянные все же забредали сюда, хоть и недобрая слава окружала его.
Провожала Семерина своего суженого Плимаса в поход с воеводой Вотерей.
Скрылся из глаз Плимас, растворился в дымке утреннего тумана. И тут же из тумана будто вынырнула старушка с лукошком.
– Ну что, милая, проводила своего суженого? – обратилась к девушке старушка.
А Семерина и глаз поднять не может, все платочек к лицу прижимает, слезы реками полноводными бегут. Всхлипнула она, постаралась улыбнуться, негоже людям на слезы смотреть, да слабость свою показывать. И посмотрела на старушку.
– Да, бабушка, проводила я Плимаса в поход, воевода позвал всех воинов на границу княжества, неспокойно там нынче.
– Не переживай, голубушка, – молвила старушка. Помогу я тебе печаль твою пережить, не будешь ты мучиться и убиваться сильно так, подержи мою клюку в руке, да и пройдет твоя горькая печаль, а там и оглянуться не успеешь, как твой жених вернется. И протянула свою клюку Семерине.
Семерина без раздумий, как за спасительную соломинку взялась за клюку. Уж так ей хотелось, чтобы Плимас уже поскорее вернулся.
И тут же превратилась в избушку на курьих ножках. А старушка приняла облик Семерины.
– Ну вот, милая моя, доверчивая моя красавица, – сказала старушка-колдунья, – теперь я твоего суженого буду ждать, и дождусь его. Уж больно он мне понравился. А ты стой тут себе тихонько. Лес-то все равно Глухой. Хоть обкричись, никто тебя не услышит. Не зря ведь зовут его Глухим Лесом.
А чтобы ты у меня не потерялась из Леса, посажу-ка я тебя на цепь. Да цепочка будет не простая, а золотая, но невидимая. Никуда ты из Леса и выйти не сможешь. Живи тут. А там посмотрим, что сделаем с тобой.
Рада была бы ответить старушке избушка, но не может.
А новоявленная Семерина, подхватив клюку и лукошко, направилась в деревню.
И потянулись дни ожидания возвращения из ратного похода Плимаса. Очень хотелось старушке-Семерине дождаться Плимаса, да свадьбу с ним сыграть.
День за днем, неделя за неделей, вот и год почти минул.
Вот и настал день возвращения воеводы со своим войском в родные края.
Гордо развевались на ветру знамена княжеские. С победой вернулись воины. С песнями вошли они в родное селение. А по правую руку воеводы ехал верхом на гнедом коне Плимас. Пришелся по душе воеводе Вотере богатырь Плимас. Ух, и смелости было в нем, и ума, да и бесстрашием был полон он.
Ехал воевода к князю, с докладом о ратных подвигах на границе княжества, да с рассказом о небывалой силе Плимаса. Да награды хотел просил у князя для отважного воина-богатыря.
А Плимасу не терпелось милую свою Семерину увидеть. Шепнул он на ухо воеводе что-то, улыбнулся тот понимающе и махнул рукой, соглашаясь с Плимасом.
Сжав бока боевого коня коленями, Плимас вскачь пустился к дому своей суженой.
Ворвался он в дом, будто ветер. Поклонился отцу и матери Семерины, а милую свою не увидел в доме.
– На речку ушла, видать, – молвила мать, – теперь она часто на берегу реки сидит. Сходи туда, может там её и найдешь.
Не думал Плимас, что ему надо будет искать свою суженую, думал, что будет ждать его, слезы проливая у оконца, да встретит его у порога дома. Но не всегда, видно, случается так, как в мечтах представляется.
У реки и вправду сидела девица. Обернулась она, услышав сзади шаги. Вскочила, да бегом бросилась навстречу Плимасу.
Обнялись они. Да вдвоем теперь на бережку сели. Разговоры длинные вели, все за руки держались. Хоть и насторожился было Плимас, из-за того что глаза Семерины иногда излучали надменность и холодность, но не придал он этому значения, времени-то много прошло, мало ли что случиться могло, надеялся он, что со временем уйдет из глаз суженой это новое для него и непонятное пока чувство превосходства-отчуждения.
