Удар пришёлся меж лопаток. Отличный
глазомер, с таким только пытать.
– Хватит сутулиться! –
мама отодвинула тарелку с тортом.
Мы сидели за праздничным столом. Мы
– это я, папа и мама, а праздником можно назвать мой день рождения.
Лично я его таковым не считал, пока не добирался до сладостей.
– Давным-давно, – продолжила она. –
Лет пять назад…
Я подскочил, ведь мне было как раз
пять лет.
– Давным-давно, – повысила она
голос, и я присмирел, – лет пять назад, за тридевять земель в
забытом царстве-государстве проснулось Зло. Разбудили его противные
колдуньи, которые только и умели, что вредить да пакостить.
Потя-янулось Зло, зевнуло, – она широко открыла рот и вскинула
руки, она и сама так обычно потягивается. – Не успело оно
поднять свои огромные веки, как захотелось ему людям плохо
сделать.
– Почему?
– Потому что оно Зло. Для злых
поступков нет ни причины, ни оправдания, – она наклонилась ко мне.
– Ты понял? Нельзя делать плохо, – теперь она смотрела мне в глаза.
– Тебя любить никто не будет, как это самое Зло.
За маминым плечом, на стене, плясала
четвертая тень, чуть темнее наших. Её хозяин сидел не за столом,
как полагается вежливым гостям, а на полу. Мальчик поправил
сползавшую маску и медленно наклонил голову к одному плечу, потом к
другому, и ещё раз. «Ой-ой-ой, – передразнивал он. – Никто не
будет! Ой-ой-ой! Вот так беда!»
– Что там? – Мама оглянулась, но
никого не увидела. Он такой, появляется где и когда захочет. А мама
слишком медлительная, чтобы поймать его. И слишком глухая, чтобы
расслышать, что он рядом. – И накрыло Зло весь земной шар тьмой да
так, что человек ничего не видел дальше собственного носа, –
говорила она, а меня отвлекали старые часы в прихожей. Они
напряжённо тикали, отсчитывая секунду за секундой. Я прикрыл одно
ухо ладонью, второе не трогал, чтобы мама не решила, что я
отвлекаюсь, и не заругалась.
– Ему было мало ужаса, который он
устроил… – кажется, дело подходило к самому главному, и я скорчил
рожицу понимания. Звуков стало больше – в комнату над нами пришёл
глухой стук. У родителей он тоже был, прямо в груди. И я так умел,
правда, у меня – как и у моего тайного гостя – он получался
немного другим. Сегодня расслышал его впервые, и он понравился
сильнее тиканья и болтовни, потому на нём я и сосредоточился. Тот,
что настойчиво лез в мои уши с потолка, куда-то торопился. – …Но
что это? – мама указала на люстру. Я задрал голову, хотя и знал,
что там ничего не будет.
Гость появился за спиной мамы и
развёл руки, разыгрывая нападение. Я захихикал, и он приложил
указательный палец к нарисованному рту.
Мои натужные попытки сдержаться
разозлили маму.
– Да что такое! – она вздрогнула и
обернулась, но того, кто меня рассмешил, снова не увидела. –
Прекрати! Немедленно, понял?! Ещё раз – и торта не получишь! –
вернула она порядок за столом. Папа перестал задумчиво тыкать
вилкой в салат и на автомате погрозил мне пальцем. – Ты понимаешь,
почему я тебе об этом рассказываю? Не дурачок же, верно? Да не
вертись! Это важно…
В квартире над нами что-то
грохнулось.
На праздничный стол опустилось
безмолвие. Тонкую работу старых часов теперь уловили и родители, а
вот полюбившийся мне стук сверху пропал.
– Больше не стучит.
– Что не стучит? – мама затеребила
верхнюю пуговицу халата. Я пожал плечами и полез к торту. Если так
продолжится, то и до завтра его не попробую. – Пойдём узнаем, что
он так расшумелся. – По пути в прихожую она легонько толкнула отца
в плечо. – Ребёнка у нас перепугал!
Папа поплёлся за ней, так и не
выпустив вилку из руки. Я же притянул кусок торта поближе к себе. И
конфеты, и печенье. Штанину потянуло вниз. Отпустило. Снова
потянуло. Я взял тарелку, на которой оставалось пюре, положил на
неё немного торта и, приподняв скатерть, сунул угощение под стол.
Мой гость, имя которого я так и не запомнил, пусть виделись мы не
раз – уж больно оно было странным, я к таким не привык, – сидел на
полу и покачивался.
