(Бес-)Конечная
роман без начала
Действие происходит во время
пандемии
Глоссарик в конце главы
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ЧУЖИЕ
- Че смотрите?.. Не
впечатляю?..
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Коробка Пандоры илиArm,abersexy
- Че смотрите?
Другого начала не было.
Была только «Плюшка», эта странная
кольцевая неподалеку от Ку‘Дамма.
Ее достроили недавно. Город у нас
здоровенный и это только так говорится, что легкий на подъем. Один
из наших мэров вообще говорил про него: бедный, но сексуальный –
arm,abersexy. Так и
сказал.
Но дело не в том, что стройки тут и
без коронавирусов длятся бесконечно – вон, в самый разгар пандемии
открыли кольцевую, а все даже не поверили. И не в том, что моя
проектная контора не выиграла того тендера – что странная она – это
я не из зависти так говорю. Нет, не в этом дело.
Дело в том, что у кольцевой этой
форма восьмерки. Глянь сверху – увидишь красивую, непривычную в
градостроительном дизайне Бесконечность. Я называю ее «Плюшкой» или
Plunder – смотря, с кем разговариваю. А то Бесконечность,
то есть, Unendlichkeit – это ж долго слишком. А местное
берлинское наречие любит поприкалываться c легкостью, оставаясь при
этом серьезным. И на все находит простое, но хлесткое название.
«Плюшка» совсем близко от работы,
там рядом моя станция.
Бесконечность. Мне скоро выходить –
сейчас опять ее увижу.
- ...Че смотрите?..
Да нет, сейчас я мало что вижу. Не
потому, что теперь самый центр и мы под землей – просто глазам не
хочется смотреть, и я их то и дело закрываю. Недосыпы-переработки,
питание однообразное, все больше разжиженным кофеином. Есть такая
стадия усталости – беспомощность. По-моему, у меня сейчас так.
Еще, по-моему, только что сотка
потренькивала, а я не взяла опять. Устала бесконечно. Плюшечно.
Пасую перед банальными вещами. Не потому, что надоело – нет сил
нажать на кнопочку наушника. Не вру.
Смотрю на сотку – молчит,
зараза.
- Че смотрите?
Мужской голос говорит по-русски, а я
до того устала, что теперь только услышала.
- Я на вас не смотрела, - отвечаю
также по-русски.
- Мгм. Эт правильно.
Если «эт правильно», тогда я просто
обязана взглянуть, хотя бы ему назло.
Взглянула.
Видимо, лицо надо было сделать
попроще.
- Не впечатляю? Блять, ну телка
кинула. Че, по мне видно, да?
Решаю, что благоразумнее не
отвечать.
- Киданула, сука. Все бабы –
суки.
Его глаза яростно жгут меня – волком
смотрит. Серым волчищем. Глаза, что ли, серые?
Присматриваюсь: нет. Это я
придумала, что серые, потому что они... серые. Но с янтарным
блеском. Да, волк. Чертовщина какая-то.
От него несет куревом, сам какой-то
взъерошенный. Помят, щетина, едва уловимый перегар – и все-таки не
бомж вроде. Молодых русских бомжей я здесь не видела.
Я не морщусь, не пересаживаюсь – и
не боюсь ни капельки. Наоборот, нахожу его забавным. Он угрюм,
обижен, вот и покусывается. Как будто жалуется, что обидели его. Ну
как его, такого, бояться?
- Все суки, - не унимается он. -
Думаете, не так? «Так-мне-и-на-а-адо?» По вам видно – думаете.
- Ничего я не думаю, - произношу,
откидывая назад голову. – Устала думать. А насчет сук – так это вам
видней.
Он вдруг резко всхохатывает, и огонь
в его глазах уже больше не яростный – он веселый такой:
- Браво, детка. Страйк.
- Чего это вы со мной
фамильярничаете... и тыкаете мне... – даже не спрашиваю его
–устало-оглушенно констатирую факт.
- Тыкаю? А это мысль... Чего?
Последний вопрос, заданный с
недовольством, что прервали его, направлен не ко мне, а к полной,
сильно накрашенной девушке-контролеру прежде, чем та успевает
сказать ему:
- Наденьте маску, пожалуйста.
- Нету, - пожимает он плечами. –
Забыл.
- Тогда вам придется выйти.
- Три-гэ зато есть. Три-гэ хотите
посмотреть? – предлагает он вызывающе, показным жестом тянет руку
куда-то в сторону ширинки.
