– Ты же красивая баба. Почему ты одна? Нашла бы себе нормального мужика. Хотя что я говорю, что будет делать красивая баба с нормальным мужиком? Красивой нужен ненормальный, чтобы то закидывал на небеса, то забывал поймать.
– У меня уже есть один, ненормальный. Я же тебе рассказывала.
– Этот твой норвежец из Осло – все равно что нету, – вернулась на балкон Норма. Она села за столик, вытянула ноги и заправила халат, под которым, как обычно, больше не было никаких лишних тканей. – Зачем он тебе? Вот уж точно ненормальный, этот твой Эйнар. Как можно было воровать деньги у своей невесты? Смотри, он и тебя может обворовать, на чувства. А впрочем, возможно, именно этого иногда и не хватает, – сделала глоток своего любимого апельсинового сока Норма.
«Сейчас бы Манхэттен». Запах ржаного виски влетел в ее мысли (60 мл), сладкий вермут (30 мл) разлегся на языке вместе с вишенкой. Две-три капли Биттер Ангостуры стекли слезой. Норма наизусть знала этот рецепт.
– Ты права. Черное и белое.
– Не понимаю, что ты в нем нашла? – наблюдала Норма за тем, как солнце касается верхушек деревьев, теряя ватты.
– Как тебе объяснить? Он – мой самоучитель, как ни взгляну, все время напоминание, что я – женщина.
– Ты сумасшедшая.
– Нет, я чокнутая, когда дело касается чувств.
– У тебя с ним серьезно? – сделала еще глоток Норма.
– Нет, конечно. Уже лет пять как несерьезно.
– Это правильно. Женщине не стоит быть слишком серьезной, серьезность сушит кожу.
– Вот почему ты решила вдруг мне позвонить? Ты стала серьезнее?
– А кому еще звонить перед смертью? Это я так шучу по-дурацки, – сделала рокировку ног под столом Норма.
– Вижу, ты без настроения.
– Без. Что делать, когда настроение испорчено?
– Сиди ремонтируй, – рассмеялась раскатисто в трубку Элла. – Мне казалось, у тебя все отлично. По крайней мере, когда я услышала твою новую песню. Это было очень чувственно.
– Чувственно?
– Нет, не чувственно, сексуально.
– Значит, ты слышала эту песню?
– Точнее сказать, сначала услышала, потом увидела.
– Ты видела? – сделала еще один глоток нектара Норма. – Если бы ты знала, как на тот момент я была разбавлена водкой и шампанским, чтобы не волноваться! «Гораздо сильнее, чем сейчас».
– И ножки что надо для Мэдисон Гарден, жаль, что платье не взволновалось, как в «Зуде седьмого года»[1].
– Рассуждаешь, как мужик. А платье от Жан-Луи, – накинула Норма полу халата – занавес – на оголившуюся ногу, которая время от времени сползала вниз, как только Норма выходила в свет, на сцену.
– Я не рассуждаю, я впечатлена.
– Платье от Жан-Луи.
– Такое же потрясающее, как и поздравление. Это было поздравление всей стране, ты поцеловала государство прямо в губы. Все увидели, как замешкался президент, как покраснел. До сих пор не пойму, почему он не дал тебе закончить?
«Он боялся, что я ляпну что-нибудь лишнее», – проглотила свою мысль Норма. – Он волновался, как ребенок на утреннике.
«Ребенок, у меня же мог быть ребенок, я могла бы его сейчас любить. Он бы мог быть частью меня, самой лучшей частью меня. Но его нет, он был, но его не стало, его выскоблили из меня, как и многих других, как любовь. Мужчины по частицам выскоблили всю мою душу».
Все ее мужчины, как в прощальной церемонии вдруг выстроились в шеренгу перед ней. И первым был Джо – бейсболист, затем – Джон-президент… Взгляд остановился на Артуре…
– Ты же знаешь, для чего мне мужчины. Я очень хочу ребенка. Но после того ужасного дня, когда я случайно открыла дневник Артура… «Мне кажется, что она маленький ребенок, я ее ненавижу!» – что-то во мне перевернулось, наверное, мой ребенок. Может быть, поэтому беременность оказалась внематочной, – грустно пошутила «Мэрилин».
