Дача Эльзы Штерн

Пятигорск, весна 1894 года. Город, где горы встречаются с небом, а воздух пропитан запахом минеральных источников и цветущих садов. Весна в Пятигорске была словно щедрый дар природы. У подножия Машука город, утопающий в зелени, пробуждался от зимнего сна, и воздух, напоенный ароматом цветущих садов, гудел от пчелиного жужжания. Гора, покрытая молодым ковром из трав и диких пионов, казалась огромным изумрудом, окаймлённым кружевом туманов, что стелились по утрам в долинах.

          Вдоль улиц, замощённых булыжником, тянулись вишнёвые и яблоневые аллеи. Их ветви, усыпанные бело-розовыми цветами, образовывали над головами прохожих живой свод, сквозь который пробивалось ласковое солнце. В парке «Цветник», сердце курортной жизни, клумбы взрывались красками: тюльпаны, гиацинты и нарциссы спорили за внимание, а редкие кавказские рододендроны манили путников алыми всполохами. Посреди парка журчали фонтаны, их воды, смешиваясь с запахом свежей хвои от можжевеловых аллей, создавали терпкий, бодрящий букет.

          Склоны Машука, ещё не тронутые городской суетой, были царством диких трав и камней. Весенние ручьи, рождённые тающими остатками снега на вершине горы, звенели на склонах, а у их берегов цвели фиалки и незабудки, будто рассыпанные невидимой рукой. Над скалами кружили орлы, их крики эхом отражались от каменных громад. У подножия горы, у Емануелевского парка, раскинулись луга, где паслись табуны лошадей – их гривы развевались на ветру, как знамёна.

          Пятигорск славился своими водами, и весной они казались особенно живительными. Прозрачные струи источников, бьющие из-под земли, искрились на солнце, словно расплавленное серебро. Над знаменитым «Провалом» – озерцом в пещере – вился лёгкий пар, а вокруг, в зарослях черёмухи и шиповника, пели соловьи. У Кислого колодца, где собирались курортники, воздух был наполнен запахом сероводорода, но это не мешало дамам в кринолинах и кавалерам в сюртуках прогуливаться с бокалами целебной воды, обсуждая последние сплетни.

          За городом, в долинах, зеленели виноградники, а вдоль дорог, ведущих к Железноводску и Кисловодску, цвели акации. Их сладкий аромат смешивался с пылью от экипажей, запряжённых тройками лошадей. В полях, где трудились крестьяне, над свежей землёй носились жаворонки, а в небе, синем до боли, плыли облака, похожие на клочья ваты.

          К вечеру город преображался. Закат окрашивал снежные вершины Кавказского хребта в пурпур и золото, а в парках зажигались фонари, отбрасывающие романтические тени на аллеи. С балконов гостиниц доносились звуки рояля и смех, а где-то вдали, у подножия Машука, пастуший рожок наигрывал мелодию, словно приглашая затеряться в этой вечной весне…

          Пятигорск конца XIX века, весной был не просто городом – он был симфонией красок, звуков и запахов, где каждый камень, каждый цветок дышал историей и магией Кавказа.

Здесь, среди узких улочек и старинных домов, начинается история, которая стала легендой. История женщины, чьё имя звучит как заклинание, а её дом как призрак из прошлого.

Её звали Эльза.

  Солнечные лучи, словно золотые нити, пробивались сквозь кружевные занавески, освещая небольшую комнату на втором этаже пансиона. Комната была уютной, но скромной: старинный комод, кровать с кружевным покрывалом, полка с книгами на немецком и русском языках. На столе лежала книга стихов Гёте, которую Эльза читала перед сном.

          Эльза проснулась рано, как всегда. Она потянулась, чувствуя, как лёгкий ветерок с улицы касается её лица. Утро было её любимым временем суток – временем, когда мечты казались ближе, а мир – полным возможностей.