7 мая 2015 года, 10:00 до полудня. Стэндфордский университет, штат Калифорния.
Свет палящего солнца с удовольствием обволакивал помещение университетской аудитории, лучи уютно вытянулись над несколькими десятками сонных голов студентов и косым оранжевым полотном опустились на край исписанной доски. Студенты боролись со скукой: кто-то рисовал на полях тетрадей причудливые картинки, кто-то лениво листал новостные ленты соцсетей, а некоторые и вовсе наплевательски спали на задних рядах аудитории. Преподаватель сбросил свой плотный темно-коричневый пиджак, ослабил галстук и прошелся карманным платком по взмокшему лбу. Направив взгляд поверх очков на дальние ряды, он разглядел спящего студента, но не счел это оскорблением в свой адрес и продолжил лекцию.
– Итак, как мы уже упоминали ранее, первая письменность в Египте появилась в какой период? – произнес он, глядя на спящего студента.
Вся аудитория поочередно оглянулась назад. Сдержанный смех прокатился по рядам студентов, заснувшего бедолагу сосед толкнул в плечо.
– Мистер Мэзерс, в какой же период появилась письменность в древнем Египте? – с доброй улыбкой переспросил лектор.
Студент замешкался и испытал укол неловкости, оглядываясь по сторонам. В первых рядах поднялась тонкая женская рука.
– Да, Джессика?
– В период Ранней Династии, примерно 2613 год до нашей эры.
– Верно, Джессика, – подхватил лектор и неспеша перешел на правую сторону доски, продолжая лекцию.
Пробужденный студент потер лицо руками и уставился на доску, силясь понять, насколько отстал от лекции. Сосед усмехнулся и продолжил свои зарисовки на полях тетради. Прозвенел звонок, и поднялась шумиха. Лектор, повысив голос, распорядился подготовить доклады о Ранней Династии к следующему четвергу и вернулся на свое место за преподавательским столом.
Аудитория опустела. Профессор Льюис отправился на кафедру сквозь шум университетских коридоров. Толпы студентов разных наций и цвета кожи, как стаи тунцов, передвигались по широким коридорам. Льюис пользовался популярностью у всех, особенно у студенток. Его атлетическое телосложение, облачённое в элегантный костюм, седеющая щетина и очки в чёрной оправе вызывали интерес у юных особ. Только что прошла его первая лекция после длительного перерыва, связанного со смертью супруги. Он стремился сохранять невозмутимость и не выдавать своих эмоций, однако в глубине его души зияла глубокая и незаживающая рана, которая непрестанно давала о себе знать.
Возле кабинета профессора догнала женщина лет шестидесяти в очках с круглой оправой.
– Профессор Льюис, ваша дочь уже дважды звонила вам по видеосвязи, – со старческим возмущением в голосе заметила она.
– Хорошо, мисс Бертман, – обронил профессор и закрыл за собой дверь.
В кабинете звучал сигнал входящего видеозвонка, профессор сел в кресло и ответил. На экране монитора появилось юное лицо девушки.
– Здравствуй, милая. Мисс Бертман вне себя от твоих частых звонков.
– Наконец-то ты ответил, я все утро пыталась дозвониться.
Девушка поправляла неподатливые светлые волосы, пляшущие на ветру.
– Как ты, пап? – в ее короткой фразе слышалось что-то гораздо большее, чем просто дежурный вопрос.
Профессор Льюис снял очки и устало потер задумчивый лоб.
– Пытаюсь продолжать жить.
– Я тоже. Пытаюсь.
Между ними застыла недомолвка. Она отозвалась в их лицах скорбью. После короткого молчания, в котором многое было сказано про себя, девушка заговорила. В ее голосе была обнадеживающая попытка отвлечься от чего-то горестного.
– Мы тут нашли кое-что, и я бы хотела, чтобы ты прилетел сюда.
– Знаешь, милая, я думал на время оставить раскопки. Какого труда мне стоила первая лекция, спустя такое время…
