Холодный неистовый ветер эфемерным Голиафом терзал бескрайние просторы тайги. Кроны деревьев, чёрные, скрюченные, метались в конвульсиях. Казалось, они пытаются вытащить корни из почвы и сбежать прочь от чего-то, что прячется в чаще. Ночь сползала на землю не спеша, словно хищник, знающий, что добыча уже в ловушке. Чернильная пасть поглощала краски, звуки, тепло, оставляя после себя леденящий душу вакуум.
Пластиковый светильник над входом в единственную на сотни километров трассы А360 заправку пытался разогнать тьму. Его тусклый дрожащий свет был бессилен против наступающей темноты. Сергей Борисович Тропарёв покачивался на старом скрипучем стуле в помещении для отдыха, уставившись в моргающее пятно телевизионного кинескопа, который, казалось, уже лет двадцать как отжил своё. Опостылевший зуммер внутри старой «Радуги-3» периодически надрывался, выдавливая из динамиков то статические помехи, то огрызки новостных сюжетов о чём-то далёком и, казалось, нереальном. Порой на экране возникала блёклая студия, где диктор шевелил губами без звука, но тут же картинка сливалась в заснеженное мерцание серости, которое Сергей про себя прозвал «пейзажем бессмысленности».
Пятидесяти шестилетний мужчина тяжко выдохнул. Подумал было налить себе растворимого кофе из мятой банки, но вспомнил, что за сутки уже истратил почти весь кипяток. Особо пить не хотелось, да и, честно говоря, он сомневался, что ещё одна кружка кофе вернёт бодрость. Скорее всего, сердцебиение только усилится – а оно и так пошаливало в последние дни.
Комната отдыха, где Сергею пришлось коротать очередную унылую ночь, выглядела как застывшая в девяностых декорация. Линолеум с пузырями, облупившаяся краска на стенах и запах, будто смесь мазута, старых резиновых сапог и табачной пыли. Из мебели: древний потёртый раскладной диван, покрытый засаленными пятнами, стол с телевизором на потрескавшейся поверхности и стул. Единственный источник мягкого света – тусклая лампочка в круглом плафоне на потолке, полном мёртвых комаров. Остальное пространство «украшали» тени, медленно колыхавшиеся при дуновениях сквозняка.
За самодельной решёткой перед грязным окном моргал единственный фонарь у генераторной, работая с перебоями. То ли реле барахлило, то ли проводка. Знакомый ритм «включился-выключился-включился» безоговорочно действовал на нервы. Кажется, ещё немного – и подмигивание сведёт Сергея с ума. Он уже не первую неделю замечал, как подсознательно замирает в ожидании периода темноты, а потом судорожно «отпускает» дыхание при каждом следующем включении света.
Сегодняшняя смена шла особенно туго. Дождь с мокрым снегом противно барабанил по водоотливу за окном. Сидеть на одном месте становилось невыносимо. За долгие часы ожидания любая мысль, даже самая безобидная, была способна обернуться липким страхом. Вот и сейчас: стоило ему прикрыть глаза, чтобы унять головную боль, как тут же вспоминался отчёт на почте из центрального офиса: «Сотрудник П. пропал во время ночной смены. Скорее всего, сбежал…» Сергей поначалу скептически относился к подобным историям. Подумаешь, пропал. Может, запил и не вышел на работу. Может, бросил всё и свалил в город. Но сколько уже было таких случаев? Три? Нет, четыре за последние два года. Слишком много «увольнений» для заправки в заднице мира, на которой никто не хочет работать.
Мужчина понимал, что атмосфера здесь жутковатая. Глухая якутская тайга, разрезаемая федеральной трассой А360. До ближайшего села Улу больше ста километров. Всегда темно. Изредка забредают клиенты, да и те по ночам стараются не делать незапланированных остановок. Но в глубине души Сергей чувствовал, причины «нехватки персонала» уходят куда глубже. В воздухе вокруг АЗС висела постоянная удушливая вязь, которую не объяснить словами. Будто сама природа оживала в ночной тишине, наполнялась потусторонним электричеством, готовым пробежать по венам каждого, кто решится посетить бензоколонку.
