«Горе – это адаптационный механизм», – продумываю я очередную главу книги.
И сразу приходит мысль: «Идиотский механизм».
Приехала домой (теперь говорю «к бабушке»), разбираем с нею вещи (она уже год просит посмотреть одежду в шкафах, чтобы моль не ела). У меня не было никаких моральных сил до этого, но тут дело сдвинулось. Собрали пару больших пакетов, завтра отнесу в благотворительный контейнер.
Заодно нашелся недособранный мамой пазл. Венеция, в которой мы были вместе, – красивая картина, только небо осталось собрать. Помню, как мама говорила: оно такое сложное, она уже не знает, что делать, – разобрала все оставшиеся кусочки по типам. Нахожу вчера их в специальных контейнерах для пазлов, которые мы подарили друг другу. Небо и правда неподдающееся, бьюсь второй вечер.
«Ты знаешь, там за креслом есть швейная машина», – говорит мне пятилетний племянник. – «Она у нас с тех пор, когда я была маленькой», – отвечаю я. – «Да, когда еще была бабушка Оля». – «Угу, тогда еще была».
Кофта из Венеции, которую маме так хотелось купить, что мы прицельно вернулись за ней на набережную, пока продолжит висеть у дальней стенки шкафа. Наверное, уже скоро дорасту до нее.
Запись в Телеграм-канале «Терапия – это надолго?»[1] от 24 мая 2022 года
К этому времени с момента маминой смерти прошел год и несколько месяцев. Она умерла внезапно, хоть и боролась с онкологией языка уже несколько лет. Но рецидив случился не впервые, в предыдущие разы химиотерапия помогала и прогнозы были хорошие. Болезнь стала нашей рутиной, и мы искренне считали, что опасности для маминой жизни нет. По крайней мере, прямо сейчас.
В тот день ей должны были сделать операцию, которая помогла бы подпитать организм и набраться сил на прохождение химиотерапии. Но все показатели крови резко упали, и нам с братом очень повезло, что мы успели с ней попрощаться.
Я всегда понимала, что этот момент – когда мамы не станет – будет бесконечно болезненным и тяжелым, и очень боялась его. И, наверное, если бы не была практикующим психологом, горе могло бы уничтожить меня. Но я знала про его работу в теории и на опыте своих клиентов – и шла по этому дремучему лесу с небольшим фонарем, который хоть и не делал дорогу проще, но все же давал ощущение, что выход существует.
Пытаясь найти опору, я сначала пошла на фотосессию, которая отображала мое состояние (да, фотографу можно ни разу не улыбнуться). А потом решилась начать вести профессиональный блог, в котором писала о своем горе и показывала другим, что это за процесс и как с ним можно справиться.
Я получила очень много поддержки и отклика (спасибо моим подписчикам!), и это укрепило меня в мысли, что нужна книга, которая могла бы доступно рассказать о таком глубинном и живом процессе, как переживание потери. Ведь каждый из нас так или иначе встречался с горем, но большинство оставалось в глубоком одиночестве: мы не понимаем, как быть со своими чувствами, и не знаем, что делать с чужими.
В этой книге я не буду пытаться вывести новую теорию или уложить горе в схему. Я ставлю перед собой другую задачу: показать, что горевание – это общечеловеческий механизм адаптации к потерям, и каждый из нас проживает их по-своему.
Пожалуй, это можно сравнить:
● с родами, где сам механизм развития беременности и рождения ребенка идентичен, но каждый случай (даже у одной и той же женщины) уникален;
● с развитием любого человеческого детеныша, который «по учебнику» сначала учится держать голову, потом переворачиваться, ползать, вставать, ходить… но видели ли вы двух одинаковых малышей, совпавших по развитию день в день?
