Пролог. Старший следователь Волин
Воздух Парижа был прозрачным, благоуханным и тек над головой, словно огромная река. Время от времени он сгущался до ангельской плотности и норовил поднять заблудшего грешника на белоснежных своих крыльях к сияющим синим небесам. Грешник, разумеется, сопротивлялся, но все-таки потихоньку воспарял духом и спустя какое-то время обнаруживал, что не идет уже, а почти летит над землей.
Примерно так же летел сейчас, а точнее легкой, почти невесомой, стопой шел старший следователь СК Орест Витальевич Волин. По улице Удон спускался он от базилики Сакре-Кёр прямиком к Пляс Пигаль[1]. Моралисты и скептики разглядели бы в этом маршруте что-то возмутительное, греховное, намекающее на падение и разврат, но ничего такого не имел в виду Орест Волин. Путь его был прямым, исполненным благих намерений, а спускался он просто потому, что улица вела под уклон, а не потому, что желал немедленно и бесповоротно пасть, как то проделали до него многие, ошибочно считавшиеся ангелами, а ныне раскрывшие перед лицом богомольной общественности всю свою мерзостную суть.
Отчего Волин спускался именно от Сакре-Кёр, спросите вы? Ответ прост: оттого, что очень любил Монмартрский холм и собор Святого Сердца. Художники, мимы и музыканты, облюбовавшие окрестности собора, ясно свидетельствовали о том, что они – возлюбленные дети Божьи и простится им гораздо больше, чем всем другим, а может быть, и больше, чем они сами бы того хотели.
Единственным местом в Париже, которое нравилось Волину больше Монмартра и Сакре-Кёр, был собор Парижской Богоматери, знаменитый Нотр-Дам-де-Пари. Орест Витальевич был совершенно убежден, что те, кто побывал внутри собора Парижской Богоматери, побывали в четвертом измерении.
Волин хорошо помнил тот первый раз, когда оказался он в невыразимой таинственной полутьме собора, где растворялись предметы и люди, и как среди высоких и темных стен явственно ощутил холодное зияние – воронку между мирами. Тогда он всей кожей почувствовал, что здесь стерта грань между небесами и преисподней, здесь они соприкасаются и грозные, сияющие неземным светом ангелы созерцают печальных насельников адских сфер. Тогда он ясно услышал и трепет ангельских крыльев, и скрежет дьявольских когтей.
Но все это кончилось, пресеклось в один миг от преступной глупости мигранта-строителя, бросившего сигарету там, где и курить-то нельзя. В короткое время Нотр-Дам-де-Пари был охвачен смертельным пламенем и вскоре прекратил свое существование. Нет, конечно, его отстроят заново, его восстановят, но уже никогда, никогда не ощутить в нем легкого дыхания ангелов и не услышать дальнего воя темных духов. Граница между мирами закрылась здесь, и никогда больше не откроется. Но прежде, чем закрыться навсегда, воронка эта, словно из мести, выпустила на волю страшный шипастый шар коронавируса, и люди облачились в броню из медицинских масок и одноразовых перчаток.
Впрочем, как сказано в Библии, дневи довлеет злоба его, то есть всякому дню достаточно текущих забот. И природные парижане, как и десять лет назад, спешили по улицам, сидели на открывшихся уже верандах, ехали на машинах и мотоциклах. Хотя нет – на машинах и мотоциклах ездили теперь гораздо меньше, зато на улицах во множестве появились самокаты. По полупустым проспектам семьями и целыми отрядами проезжали велосипедисты. Исчезли куда-то автомобильные пробки и угарный газ, в атмосфере царило благорастворение воздухов.
– Вот что ковид животворящий делает, – говорил Орест Витальевич своей парижской подруге Ирэн, которую на русский лад звал он просто Иришкой.
