Инспектор Бирлинг сидел за своим рабочим столом и, держа во рту сигарету, суетливо и недовольно перебирал кучу бумаг. Среди них были газеты, документы, записки и письма. В управление частенько приходили письма от граждан с какой-либо жалобой или заявлением. Работы было много, а инспектор ‒ один.
Инспектор открыл наугад первое попавшееся письмо, в нем небезызвестная в городе дама в очередной раз жаловалась, что кто-то ворует фонари возле ее дома.
‒ Чокнутая старуха. Твои слуги их зажигают, они же и воруют… ‒ вытащив сигарету изо рта, произнес инспектор.
Пепел упал на угол торчащего из-под бумаг конверта, на котором изображен герб. Он не обратил на него внимания и открыл другой. Там была жалоба гражданина на дворника, который ворует таблички.
Инспектор позвал младшего констебля и велел ему разобраться с письмами.
Двадцатые годы ХХ века.
В поместье графа Соллера за длинным столом сидели члены семьи: графиня Роуз, старшая дочь Фиона и младшая ‒ Миа. В столовую вошел глава семьи Эдгар с тростью в руке, поставил ее у стола и с помощью лакея присел. Только теперь можно было начать трапезу. Это был седой мужчина зрелого возраста, ладной фигуры, волосы зачесаны назад, открывая высокий лоб; чисто выбрит, с важным выражением лица, а с людьми, особенно прислугой, зачастую высокомерен.
‒ Как прошел день, дорогая, ‒ спросил Эдгар у жены.
Роуз хлопотливо отпила вина и скорее поставила бокал.
‒ Хорошо, дорогой. Я сегодня навестила свою подругу Аннабель, ‒ ответила на слегка волнительной нотке графиня.
‒ Снова? Ты же была у нее пару дней назад… ‒ удивился граф.
‒ Э, ну ты же знаешь, что она себя неважно чувствует после простуды… Так до сих пор не отошла, то насморк, то кашель… ‒ пояснила Роуз.
Супруг натыкал на вилку картофель и, кивая, ел. Его скрежет о тарелку и напористый стук прибором раздражал младшую дочь. Миа взглянула на сестру, Фиона тоже незаметно щурилась от звуков. Она вообще выглядела печальной и озабоченной. Миа догадывалась, что это могло быть связано с одним юношей…
‒ Девочки, как прошли занятия по музыке и литературе? ‒ спросил отец.
Пока пианистка Фиона медлила, пребывая в своих мыслях, ответила литератор Миа:
‒ Всё прошло хорошо. Новый учитель мне очень нравится, благодарю, отец, что взял именно его.
Граф покивал. На него взглянула супруга. В остальном за столом стояла тишина, будто разговаривать особо было не о чем.
‒ И благодарю за золотой браслет с рубинами, невероятно красивый, ‒ добавила с милой улыбкой Миа, покрутив ладонью. ‒ Браслет в виде змеи ‒ это очень символично, ведь я всегда интересовалась ими…
Фиона сморщила нос, не понимая симпатии к этим скользим, мерзким существам
‒ Фу… ‒ вымолвила она.
‒ Фиона, перестань, ‒ упрекнул отец. ‒ Украшение действительно красивое и необычное.
Старшая дочь покосилась в сторону трости и промолчала.
После ужина все разошлись по спальням.
Прошли дни. Однажды утром раздался громкий крик служанки. В доме графа работала чернокожая женщина, ее предков когда-то привезли в Европу в качестве рабов. Звали ее Номаланга. Графу пришлось не по нраву слишком длинное и чужеземное имя, поэтому он велел сократить и называть ее просто Нома. В спальне она обнаружила мертвую Фиону, лежащую в кровати.
Прибежала мать и бросилась к дочери. Пришел отец. И в ужасе перешагнула порог Миа. Ее большие синие глаза смотрели на тело сестры, ладонь легка на сердце, а сама она пошатнулась. Видя, что юная теряет сознание, подоспела Нома и придержала. Ей же самой увиденное напомнило об огромном горе ‒ о потере сына.
Роуз громко ревела, обнимая тело дочери. Она что-то случайно задела ногой возле кровати. Граф подошел к приоткрытому окну и за портьерой нашел скомканную записку. В ней печатным текстом сообщалось, что отношения с Фионой закончены, юноша больше не хочет видеть ни ее, ни ее мерзкого папашу.
