Раскрытая книга перед мною на сто
двадцать пятой странице учебника по латыни уныло глядела на меня со
стола, заваленного различной ненужной макулатурой, являя перед
собою картину образцово-показательного студента, коим и была я.
Чего тут только не было – анатомическое строение головного мозга,
химический состав крови и свойства валерианы и так далее.
Жутковато, не правда ли? Но самым мерзким из всего этого набора
было другое, и это была чёртова сто двадцать пятая страница (зараза
такая!), что никак не хотела отпустить меня во власть следующей уже
целой сто двадцать шестой, которая приблизила меня хотя бы к
завершению ужаса, коим именовалась сессия у медиков, нависшая
подобно грозовой туче на ясном и безоблачном небе моей бездельной и
радостной жизни.
Барсик, мой наидобрейший души котяра
в милую черную полосочку, на секунду проснулся и поднял усталый
взгляд на меня, всем своим видом выражая своё неодобрение по
отношению к моим действиям, что видно в корне были ему не понятны,
впрочем, он быстро тут же уснул, отвернув к окну свою морду.
— Предатель, — вырвалось против
воли, но делать было нечего.
Никогда в жизни я так не завидовала
коту, как сейчас. Спать хотелось ужасно.
Уныло опустив голову на руки и
стоически подавив страдальческий зевок, в который раз коря себя за
неразумность, приведшей к таким трудным временам, я посмотрела на
наручные часы, не сразу разобрав, что они показывают, ведь глаза
уже начали слезиться от усталости.
— Двенадцать тридцать… —
пробормотала я, мысленно сделав пометку в мозгу, что до часа икс
осталось целых восемь с половиной часов, что хоть немного, но
внушало надежду. Тот факт, что мне никоим чудом не успеть усвоить
ещё триста две страницы за это время, раз я не смогла выучить эти
чёртовы сто двадцать пять за двенадцать часов были отброшены и
засунуты куда подальше моим мозгом (если он имелся, ведь я уже было
серьёзно стала подозревать обратное!) ввиду суицидальных мыслей,
которыми страдали все студенты медицинских вузов уже после первого
дня обучения столь значимой профессии как медик.
Приободрённая столь не совсем, будем
честными, адекватными мыслями, которые уже были довольно привычны
мне, я лихо схватила кружку с кофе со стола, проигнорировав
дрожание рук, ведь это уже была чёртова восьмая порция за сегодня,
а ночь ещё обещала быть жаркой и насыщенной; я положила ладони
снова на книгу, как будто это хоть чем- то могло помочь и мысленно
помолившись, упрямым голосом проголосила подобно ведьме, желая тем
самым хоть немного сгладить тленность и скуку своего бренного
существования и разнообразить жизнь подобным смехотворным
образом:
— Euphas Meta him, frugativi et
apellavi! – Стоило мне закончить как неожиданно свет в комнате
резко погас, и показалось, что запахло чем-то подозрительно
горелым, но если бы это было так, то пожарная система в ту же
секунду сообщила мне бы об этом, но на этом все закончилось и стало
подозрительно тихо и опять же очень скучно. – Черт! – Вскрикнула я,
немного испугавшись и позже вздохнув, ведь более ничего не
предвещало беды помимо того, что в любую секунду я рисковала уснуть
прямо так. – Нет, ну какого черта нужно было выключать свет именно
сегодня ночью? – пробормотала я, ворча как старая бабка и наощупь
отыскав телефон на столе, чтобы включить фонарик. Как только свет
снова озарил мою маленькую каморку, я вновь уставилась на текст
перед собою, не желая уступать от намеченного пути и упрямо
повторив эту белиберду громким голосом едва ли в принципе понимая,
что я несу, но это уже было не важно: — Euphas Meta him, frugativi
et apellavi. Euphas Meta him, frugativi et apellavi.
Как по мне главное – это нести чушь
с максимально уверенным видом, но столь обстоятельный ход моих
мыслей прервали совершенно внезапно:
