Я сделал глоток из кружки, и чувство голода отступило.
Каждый раз, когда порция местного пойла проливалась в горло, мой организм входил в особый режим, концентрировался на потоке теплоты, который проносился по желудку. Открывались невидимые шлюзы, тепловая волна шла дальше, растекалась в стороны, через месиво органов, мяса и костей, растапливала и приглаживала шероховатости внутреннего мира, озаряла темные и неприглядные углы рабочих механизмов и открывала полную картину конструктивного великолепия человека.
Даже сердечные клапаны начинали сжиматься чуть мягче. Канаты мышц меняли упругость на пластичность, тело расслаблялось, и я, еще секунду назад сжатый в огромную пружину, обмякал, теряя остов.
Выпивкой мы подводили черту под очередным днем. Делили его на до и после, даже если солнце все еще торчало из горизонта и хотелось вдарить по нему сверху огромной кувалдой, чтобы загнать на свое место.
К тому же это был эффективный способ борьбы с голодом, своеобразная игра в поддавки, когда приходится делать вид, что сдался под его натиском, но потом ты резко перехватываешь инициативу, чтобы поместить в себя нечто более ценное, чем пища.
Опустошенная бутылка – наше неоспоримое доказательство непокорности. Весомый аргумент, который можно предъявить небу, спрятанному за потолком, а еще лучше – тому или тем, кто постоянно прячется в облаках и подглядывает за нами. В ней можно передать послание, записку с требованиями или сообщением о том, что никто не вправе указывать мне или кому бы то ни было на острове, когда есть, когда пить, когда жить и когда умирать.
Никто.
Ни сверху, ни снизу, ни внутри, ни снаружи.
Потом проступало похмелье, и рассеивало морок. Оно вело под ручку потерянное осознание того, как ничтожна сама мысль о перехвате контроля хотя бы над чем-нибудь на этом куске суши, это было напоминание о бесчисленных повторениях цикла самообмана с одинаковым результатом.
Первая кружка вмещает в себя куда больше, чем требуется для снятия стресса, усталости и всего остального, от чего принято было избавляться в конце дня, месяца, года или жизни. Тот самый «глоток свободы». Если эффект связан исключительно с действием яда в напитке, то концентрация его, так или иначе, пропорциональна длительности краткосрочного освобождения.
Алкоголь забирает часть жизни, но позволяет не придавать большого значения тому, что будет заключено в ее остатке. Доступный способ избавиться от страданий. Когда осязаемое содержимое заканчивается, ты поглощаешь что-то с потайного дна, путь к которому открывается за гранью физической поверхности. Втягиваешь в себя не только химическую формулу, но и психологический инструмент, ментальный молот, который проходит по всем внутренним барьерам, превращая их в пыль.
Возможность созидать появляется лишь единожды, в голой и холодной пустоте. Рождению всегда предшествует разрушение, так питие становится ритуалом, процессией, где спиртное служит проводником по ту сторону лжи, страха, иллюзий. Уничтожить мир, чтобы выстроить заново.
Если уперся лбом в прозрачную стену, которая возникла на пути и не пропускает дальше, не стоит просто смотреть через нее на жизнь или пытаться пробить головой ограниченное пространство. Огненная отрава на дне кружки позволяет переступить грань без усилий, стена растворяется сама собой под воздействием свечения внутри посуды.
Мы все достойны личного места на празднике существования, чтобы спокойно закинуть ноги на ту высоту, которую позволяет гордость, принять данность обладания жизнью вместе с дарственной на судьбу, куда всегда можно внести необходимые коррективы.
Только на острове никто и слышать не хочет о том, что положение раба – не единственная возможная вариация бытия, все заняты поклонением навязанным идолам. Я отношусь к общению с выпивкой с таким же почтением и фанатизмом, с каким местные святоши относятся к выстроенной для них теории. С той лишь разницей, что кружка стала частью меня, продолжением руки и всякого действия, которое это рука совершает, а не капитуляцией духа, сдавленного плотной оболочкой из мифов.
