Александр Руж. Дом потерянных шагов
Г. К. Честертону, с поклоном
Начало лета 1849 года на французском побережье Средиземного моря выдалось нежарким. Знаменитая Ривьера встречала гостей неприветливыми ветрами и частыми ливнями, а традиционно солнечное галлийское небо застилали неопрятно-лохматые сизые тучи.
Все эти прелести в полной мере изведали на себе путешественники из России: отставной военный инженер Алексей Петрович Максимов и его супруга Анита, урожденная Моррьентес, испанка по крови, но, как выразился бы лирик, русская душой. В поездке по Европе, длившейся с прошлого года, их сопровождала служанка Вероника – горничная, кухарка, прачка… словом, единая во многих ипостасях прислуга.
До приезда на взморье они около полугода прожили в Париже. Пересидели зимнее ненастье, весеннюю распутицу и двинулись дальше. Рассчитывали направиться прямиком на восток, в Швейцарию, но Алекс уговорил Аниту опуститься чуть южнее и заглянуть в Ниццу. Столько слухов об этом расчудесном городе ходило среди петербургской знати, а он ни разу в нем не бывал!
Ницца разочаровала. Было еще далеко до открытия купального сезона, но Максимов не захотел упускать случай и полез в море. Загромождавшие пляж камни больно давили ему в пятки, он раза два поскользнулся на них, ушиб колено, а когда дохромал до воды, его тотчас же ужалила невесть откуда выплывшая коричневая медуза. Купаться после этого сразу расхотелось. Архитектурные красоты тоже не впечатлили. Кроме того, в Ницце было небезопасно – формально принадлежавшая Сардинскому королевству, она находилась меж двух огней, так как с недавних пор Франция вступила в военный конфликт с Италией из-за Папской области. С апреля французский экспедиционный корпус осаждал Рим, обороняемый горсткой храбрецов, чей командир по фамилии Гарибальди был как раз уроженцем Ривьеры. Испытывая нехватку солдат, он наведывался на малую родину и вербовал добровольцев. Франция как могла препятствовала этому. Короче говоря, обстановка накалялась, и Максимов поспешил увезти Аниту в более спокойное место.
Въезжая вновь на территорию Франции, они столкнулись с оцеплением, состоявшим из национальных гвардейцев. Рослые молодцы, в белых штанах в обтяжку и темных мундирах с двумя рядами надраенных пуговиц, останавливали всех путников и подвергали тщательному обыску. Алекса это возмутило, он принялся отстаивать свои права, но ему, во-первых, втолковали, что из Италии через сардинские земли так и норовят просочиться шпионы, а во-вторых, показали ощетиненные штыками ряды защитников границы, что произвело на него должное впечатление, и он перестал возмущаться.
Тронулись в сторону Марселя, но по пути Вероника, объевшись провансальских фруктов, которые продавались тут по смехотворным ценам, слегла с сильным расстройством. Пришлось задержаться в маленькой рыбацкой деревушке, аккурат на французской границе. Название этого населенного пункта состояло из четырех слов, из них Максимов запомнил лишь два – «Сен» и «Виллаж». По правде говоря, он был даже рад непредвиденной задержке. Большие города с их шумом и суетой утомили его, тянуло побыть на лоне природы, насладиться уединением и тишиной. Он часами просиживал на берегу, который, в отличие от пляжа в Ницце, был песчаным и мягким, как спальное ложе, швырял в морскую пену ракушки и фальшиво напевал: «Белеет парус одинокий…»
Вероника лежала в номере миниатюрной гостиницы с облупившимися потолками и пышным названием «Гранд-Палас», принимала желудочные пилюли, прописанные ей местным аптекарем. А предоставленная самой себе Анита обозревала деревенские достопримечательности. Зашла в средневековую церквушку, где познакомилась с набожным кюре, побродила среди покосившихся кладбищенских памятников, наведалась в музейчик, который основал и содержал пользовавший Веронику аптекарь – один из редких представителей здешней интеллигенции. Музейчик представлял собой комнатку в сельском доме, где за правой стеной проживал сам хозяин со своей экономкой – престарелой матроной, – а за левой блеяла, мычала и хрюкала домашняя живность.
