– Что ты решил? – спрашивает Шельда.
Подходит, обнимает сзади, прижимаясь щекой к его спине.
Спрашивает просто для того, чтобы услышать его голос. Ей нужно… Еще немного, и она потеряет его, и с этим ничего уже не сделать. Но пока он здесь, она хочет услышать, обнять… чтобы запомнить.
Ответ она знает давно.
Нораг вздыхает в ее руках, Шельда чувствует это всем телом. Он стоит, опираясь ладонями о подоконник, глядя в предутренний сумрак. Небо сереет на востоке.
– Ты ведь сможешь укрыться сама и укрыть Тьядена? – глухо спрашивает он. В который раз спрашивает, но ему тоже важно услышать снова. Важно знать, что им не грозит беда.
– Да, – говорит Шельда. – Не волнуйся за нас.
– Укрыть его так, чтобы он не рванулся в бой? Увести его отсюда, когда все закончится.
– Да, – говорит Шельда. – Я с ним справлюсь. Значит, ты решил пойти против воли магистрата и городского Совета?
– Пока не закончилась война, решаю я, – говорит Нораг глухо, жестко, словно Шельде он тоже должен что-то доказывать. – У меня приказ, держать город любой ценой, столько, сколько это возможно.
– Погибнут люди…
– Люди погибнут в любом случае. Лучше умереть сразу, человеком, чем год за годом медленно превращаться в тварь.
Шельда чувствует, как его плечи напрягаются. Трется о него щекой. Потом отпускает, заставляет развернуться к себе и обнимает снова.
– Я люблю тебя, – говорит она.
Он обнимает ее в ответ, прижимает к себе, целует в макушку.
– Ты вся моя жизнь, – говорит Нораг шепотом.
Потом наклоняется и целует ее в губы, нежно…
– Ты такая красивая, – говорит еще, – что мне иногда становится страшно. Как же ты столько лет со мной? За что?
Шельда шмыгает носом, тянется, касается его лица, нежно гладит пальцами… седая колючая щетина на щеках, пучки морщинок в уголках глаз, резкая суровая складка между бровями… Столько лет…
– Как же я без тебя? – говорит она.
Он заглядывает ей в глаза. Долго, молча стоит, словно прощаясь.
– Позаботься о Тьядене, ладно? – говорит Нораг. – И не плачь. Мне пора идти.
– Ненавижу его! – тихо, но так горячо говорит Шельда, прижимается крепче, стараясь сдержать слезы. – Он словно паук! Он даже до тебя пытается дотянуться, сделать послушной тварью.
Нораг бережно гладит ее по волосам.
– Хёнрир сражается так, как может сражаться. Если он пытается взять город, пролив меньше крови, разве это так чудовищно?
– Еще немного, и ты сам откроешь ему ворота…
– Нет, – говорит Нораг. – Ты же знаешь. Но кровь прольется в любом случае. Если Лес хочет крови, его не остановить.
* * *
Переговоры. Снова и снова тянуть время.
Нораг берет арбалет… проверяет по привычке… Только плохой из него стрелок, и глаз не всегда верен, и руки… Мечник из него хороший, а арбалетчик плохой. Но какое это имеет значение?
Дождь принимается лить сильнее.
Ночью твари у стен выли как-то особенно. Заждались?
Все заждались. Еще немного, и Норага самого скормят тварям, причем свои же, которые тоже устали ждать. Многим кажется, лучше добровольно перейти под протекторат Леса, чем быть разорванным тварями, а если Нораг думает иначе, то может сам перерезать себе глотку. Или ему помогут.
Шельда сказала – сегодня. Будь готов.
Старый дурак, на что он рассчитывает? Или это просто упрямство? Держаться любой ценой. Не сдаваться. И вот теперь он снова лезет на крепостную стену, чтобы послать Хёнрира в задницу. Зачем? Их сопротивление похоже на фарс. На игру в кошки-мышки. Если Лес решил забрать город, если твари подошли к стенам – дергаться бесполезно. Так же бесполезно, как гнать смерть от своих ворот.
Переговоры.
Хёнрира они откровенно забавляют, солдаты молятся, горожане воют от страха, и лишь Нораг изо всех сил строит из себя могучего воина, который может город не сдать. С каждым днем это выходит все труднее.
