- Птицына! – грубый голос моей одноклассницы Лины заставляет
меня обернуться. Хотя я знаю, что ничем хорошим это не закончится.
– Иди в пятую аудиторию, - усмехаясь, говорит Лина.
- Зачем? – я хмурюсь. – У меня пары кончились.
Собираюсь уйти в общагу, но меня кто-то резко хватает за плечо и
разворачивает.
- Иди, давай, - это снова Лина, - Голубец сказал, чтобы
зашла.
- Когда? Точно? Ты не обманываешь? – я почему-то не верю ей.
Смотрю на нее с сомнением, засыпая вопросами.
- Просил передать. Откуда я знаю, зачем? – хмыкает, пожимает
плечами и отходит от меня. – Не хочешь, не иди. Пару получишь и
вылетишь отсюда. Наконец-то, - цедит сквозь зубы. – Понабрали вас
из трущоб.
Я ничего не отвечаю. Экономлю своё время. Разворачиваюсь и
ухожу.
Иду по длинному коридору к пятой аудитории. Это аудитория химии.
«Голубец» - так Лина и ее друзья называют преподавателя химии,
Голубцова Григория Алексеевича. Он очень хорошо ко мне относится.
Готовит меня к Олимпиаде.
Подхожу к двери и стучусь. В ответ тишина. Может, не слышит?
Стучусь еще раз. Жду несколько секунд и сама аккуратно приоткрываю
дверь.
- Григорий Алексеевич, вы тут? Вы меня звали? – спрашиваю в
полумрак. Боюсь, что Лина всё же обманула. Но непохоже.
В аудитории горит лишь одна лампа, самая дальняя, рядом с
лаборантской.
Слышу какой-то треск. Наверное, он в лаборатории, поэтому и не
слышит.
Захожу в аудиторию, и дверь с грохотом захлопывается. И сразу же
врубается полный свет.
Я отступаю на шаг и упираюсь спиной во что-то горячее. И точно
не в стену… Но лучше бы была она.
- Ну что, Птицына? Принесла? – слышу ехидный голос. Вот же я
дура… Повелась.
С ужасом смотрю на того, кто сидит на стуле, который, в свою
очередь, стоит на столе. Что-то типа трона. А на нём
возвышается…
Стас Баринов. Или Барин, как его называют одноклассники.
С самого моего первого дня в новой школе он как будто преследует
меня. То я должна ему дать списать, то сделать за него
лабораторную. А недавно он заявил, что это я сдала его Григорию
Алексеевичу, когда он принес телефон на урок.
Дело в том, что телефоны в школе на занятиях под запретом. Мы
можем ими пользоваться только в общаге.
Поэтому телефон у Баринова отобрали, и парень поставил меня на
счетчик. И вот, каждый день, сумма моего долга перед ним
увеличивается и увеличивается. Но я ведь не сдавала его! Не
сдавала! Это кто-то из его же дружков настучал!
- Чего молчишь? – опять ухмылка.
В пот холодный кидает. От того, что мы здесь одни. Пары давно
закончились и все уже ушли в общагу. Попробую закричать – никто не
услышит. Точнее услышит, но не подойдёт. Правило тут такое.
Я в испуге завожу руку назад, чтобы нащупать ручку двери, и
слышу гогот сзади:
- Эй, крошка, полегче. Не то дернешь и не остановишь.
Забыла!
Резко оборачиваюсь – там стоит дружок Баринова – Игорь Усольцев.
Еще один придурок, отравляющий мне жизнь.
Отступаю от него, а они оба ржут.
- Так, Птицына, - произносит уже серьезно Баринов. – Я что-то
устал ждать. Да и ты, я вижу, не особо стараешься отработать свой
долг.
- Я ничего не делала, - твердо произношу. – Ты знаешь это.
И денег у меня нет.
- То, что бабла у тебя нет, я и так знаю, - ржет Баринов. –
Нищебродка. Думаешь, пришла сюда и стала как мы? Да ты никто! И
родители твои никто, раз за всю жизнь не заработали.
- Замолчи! – я сжимаю кулаки и зло смотрю на него. – Не смей про
моих родителей так говорить! Слышишь?! Ты им в подметки не
годишься!
- Чего? – и он опять ржет. – Смотри-ка, - кивает Усольцеву, -
зубки показывает. Давай-ка ее на задний двор. А то еще Голубец
вернется к своим колбам, - он встает и спрыгивает со стола. –
Давай, Птицына, пошли, поговорим.
Подходит ко мне и толкает меня на Усольцева.
