- Ну что, овца, поняла меня? –
хлесткий удар моей новой одноклассницы легко достигает цели, и я
падаю на землю на заднем дворе школы.
- Что тебе нужно? – вытираю ладонью кровь, которая тонкой
струйкой идет изо рта. Похоже, от удара я зубами прикусила губу. –
Я не понимаю. Женя, поясни...
Не успеваю договорить, как она хватает меня за волосы и тянет
наверх. Больно и я пытаюсь привстать, но ловкие руки ее подружек не
дают мне этого сделать.
- Сидеть, когда со мной разговариваешь, - усмехается Женя. –
Поясняю для особо тупых. Еще раз подойдешь к Олегу, я тебя так
разукрашу, мать родная не узнает.
- К Олегу? – недоуменно переспрашиваю я.
Я все равно не понимаю, о чем идет речь. Олег... Олег...
Коновалов, что ли? Наш одноклассник, у которого я попросила достать
мою сумку со шкафа? Кто-то решил неудачно подшутить и закинул ее
туда, пока я была в туалете.
- Ты про Коновалова? – робко спрашиваю я.
- Ну и тупая, - Женя закатывает глаза. – Про кого же еще?
Короче, девочка, скажи спасибо, что ты новенькая, иначе я бы
по-другому с тобой говорила. Олега не трогай. Он мой. Усекла?
Ну?
И она еще больнее дергает меня за волосы.
- Да-да, - соглашаюсь я. – Прости, я не знала.
- Вот так вот, - довольно улыбается она и, наконец, отпускает
меня. – А теперь вали отсюда.
Отползаю назад, пачкаясь в придорожной пыли.
- Чучело, - сплевывает, глядя на меня, Женя. – Пошли, - кивает
своим подружкам и они уходят.
Я встаю, оттряхиваю и поправляю одежду.
Вот такой прием мне устроили в новой спецшколе, куда меня
перевели после того, как меня с одноклассником Никитой обвинили в
поджоге школьного кабинета, где лежали наши контрольные. Ни я, ни
он этого не совершали, но каким-то странным образом его вещи
оказались возле кабинета, а я, получается, выгораживала его.
Значит, тоже замешана.
Никиту я с тех пор не видела. Его тоже исключили из школы. Не
это было самым ужасным для него. За такой проступок его могли
запросто исключить из клуба, а он жил футболом. Исключение из клуба
стало бы для него концом. Я это знаю. И так переживаю. Ведь я так и
не знаю, удалось ему сохранить место в клубе или нет.
Он не захотел со мной больше общаться. Похоже, он и правда
подумал, что это я подставила его.
Но я бы никогда этого не сделала. Никогда.
И вот такой наш разрыв очень тяжело дался мне. Ведь я думала,
что у нас есть что-то общее. И последнее наше с ним общение только
подтверждало мои догадки. А потом он просто назвал меня также, как
Женя, - овцой. Ни за что. Без разбирательств.
Он даже не захотел меня выслушать. Но и это было не все.
Но самое страшное ждало меня дома – тот разговор с родителями я
запомню надолго.
Меня перевели в спецшколу интернат для трудных подростков. Я
провожу там пять дней в неделю. Выходные – дома. Но идти домой у
меня желания нет. Но ведь больше некуда.
Вот и сегодня, пятница, и я вышла из корпуса, чтобы провести
выходные с недовольными родителями и злорадствующей сестрой. И на
заднем дворе интерната меня подкараулила Женя с подружками.
То, что их надо опасаться, я поняла сразу же. Обходила их
стороной.
Но кто же подумал бы, что простая просьба к однокласснику
обернется вот такими неприятностями?
Я нехотя бреду к дому. Меня там особо не ждут. Да и я не горю
желанием встречаться с родными. Хотя они – моя семья. Но мы
настолько чужие друг другу, что я каждый раз поражаюсь, глядя на
маму или папу, что именно от них произошла я.
Разве так бывает?
- О! Двурушница! – слышу знакомый голос, который отвлекает меня
от мыслей.
Оборачиваюсь – за моей спиной стоит и улыбается Артем, друг
Никиты и мой сосед.