Девочка сидит за пряжей в залитой солнцем комнате. День перевалил за середину, в окно струится мягкий свет, и все хорошо. Картошка почищена, суп давно готов, а мама столько лет лежит в могиле, что девочка привыкла и уже почти не горюет. За стеной среди мешков с мукой насвистывает отец.
Ветер несет запах нагретой на солнце скошенной травы, теплой соломы.
«Однажды явится принц, – думает девочка (она часто об этом думает). – Явится издалека и заберет меня с собой. Его улыбка будет белоснежной, как его конь. Он усадит меня сзади, и мы помчимся галопом. Его теплые руки, его длинные волосы цвета соломы, цвета золота… Он никогда меня не отпустит, мужчина, которого я люблю».
На тропе у их дома мужчины показываются нечасто. Собственно, только отец, когда развозит муку. Мельница стоит на отшибе.
Но мечтать-то никто не запрещал, и сегодня ее Греза кажется реальней летнего дня. Вокруг пахнет любовью и соломой, вот-вот послышится стук копыт. Она чуть выпячивает губы, заранее, на всякий случай. В конце концов, девочке полагается быть готовой.
День такой мягкий, что можно просунуть сквозь него руки и легко дотронуться до того, что по ту сторону, и, не успевает она опомниться, а руки уже прядут из мыслей золотую нить. Вообще-то, у Грезы есть часть первая – Встреча, и часть вторая – Предложение, и третья – Помолвка! Она напрядет и побольше, дай только время: и Королевскую Свадьбу, и Медовый Месяц, и, наконец, Долго и Счастливо… Нить вьется и вьется. Золото блестит на солнце.
Когда дело доходит до Брачной Ночи, приходит время варить картофель. Намотав нить на катушку, она встает, чтобы зажечь огонь.
– Это твоя работа? Правда?
Мельник смотрит на девочку, будто видит ее впервые. Она? Его бестолковая странноватая дочь? Которая вечно где-то витает, все забывает, неспособна рассказать ничего мало-мальски интересного… И она вдруг взяла и сотворила такое?
– Напряла, говоришь? Но как?
Она мямлит что-то в ответ. Добиться от нее связного рассказа с началом, серединой и концом удается редко.
Он щупает нить мясистым пальцем. Тончайшая работа.
«Молодец!» – мог бы сказать мельник. Или: «Потрудилась на славу!» Но не такой он отец. Он скорее укажет на ошибку или изъян. Чтоб знала свое место.
– Картошка сыровата, – говорит он, запихивая в рот сразу две.
– Да, отец. – Она кивает и продолжает есть, как послушная дочь, которая ничего такого о себе не воображает.
Катушку с нитью он сунул в карман.
Там она и лежит, забытая, и вспоминает мельник о ней только через неделю, когда привозит очередную партию муки в королевский дворец.
Вышедший ему навстречу долговязый мажордом хмуро рассматривает мешки.
Ох, вспоминает мельник. В прошлый раз в муке обнаружился червяк. Червячок. Один на целый мешок, ну разве это так страшно? Вкуса не испортит, это он по опыту знает. Но кого за это накажут? Кого всегда наказывают? Верно: его.