От автора:
В произведении содержатся сцены насилия и жестокости.
Автор категорически осуждает таковые в любой форме проявления.
Все такие сцены в романе являются вымышленными, не имеют ничего общего с реальностью, а любые совпадения случайны.
Данное произведение ни в коем случае не является пропагандой насилия и жестокости.
***
Океан знал его имя.
Звал к себе.
Далеко-далеко на побережье старые, потрескавшиеся от времени камни образуют древние руны. Они шепчут:
– Abyssuminvoco. Vaalinvoco. Padremea, invoco.
Чужак слышит эти слова сквозь пространство и время.
Он сидит на пороге дома и смотрит в небо.
Там пусто.
Никакого движения. Серая муть. Застывшая каша на завтрак.
Конец бытия.
Никаких надежд на жизнь после смерти.
Мертвецы остаются гнить на Земле.
Плохие. Хорошие. Добрые. Злые.
Все они здесь.
Их волосы, кости, одежда еще не истлели в прах. Облазить и распадаться будут вечно. Словно краска со стен придорожных кафе.
Реальность – могила.
И она глубока.
Ветер скрипит.
Злится.
Борей задувает в трещины-дыры этого мира. Проверяет реальность на прочность.
Он играет с входной дверью, расшатывая ее все больше и больше, заставляя старую, иссохшую деревяшку стучаться о стену убогого дома. Снова и снова. Он просит впустить. Просит выйти наружу.
Стены шатаются. Крыша гудит.
В комнатах сыро.
Плесень.
Запах крови и блевоты.
Мебель.
Труп мужчины на кухне.
Собака.
Она все бегает вокруг мертвеца и громко лает, призывая хозяина действовать.
Пса несложно понять. Он скулит об одном.
Здесь чужак. Злой человек на пороге.
Но мертвец глух и нем.
Никакого движения. Никаких дел и забот.
Лай сколько хочешь, дурацкая псина.
Небо. Дом. Человек.
Эти слова потеряли свой смыл. И они, как открытые двери. Бесполезные конструкции, которыми был наполнен мир до того, как умер. Здесь теперь только ветер. В стенах, трещинах, дырах. Недовольный, злой голосок.
Чужак поморщился от боли и сильнее прижал ладонь к левому боку. Убийце стоило бы ударить снизу. Пробить мышцы живота и желудок, а не таранить кости грудной клетки.
Боль.
Все, что осталось.
Все она.
Виновата во всем.
И сейчас. После смерти. После всех лишений и тягот, которые привели чужака на порог проклятого дома. Нет никакого облегчения. Чувства удовлетворения. Или намека на улучшение, как после тяжелой болезни.
Боль говорит о том, что чужак все еще жив.
Он продолжит свой путь. От одной смерти к другой. До того самого дня, когда все ОНИ сдохнут и уже никогда, НИКОГДА не воскреснут.
Раньше он верил, что нашел смысл жить.
Но теперь нет ничего, кроме боли.
Она залегла чуть ниже сердца. Будто опухоль. Она разносит по телу жуткие метастазы.
Ненависть.
Желание зла.
Вся мерзость собрана в одном ощущении.
Рана в боку ничего не значит.
Это след от неумелого удара ножом в сердце. Лезвие скользнуло по ребрам, разрезав кожу и мышцы. Кровь уже не течет. Она засохла и стала похожа на грязь.
Может быть внутри у него только это. Черная, вязкая жижа, которая бежит по венам и отравляет мозг.
Все убийцы такие. Не люди. Что-то другое.
Нет для этого имени. Нет входа. Нет выхода.
Он чужак на пороге.
Ветер заткнулся.
Собака молчит.
Дом пустой.
Но чужак здесь не один.
Там. Среди сгоревшего поселения. На фоне мрачного неба и все еще оседающего пепла. Мертвец шаркает по асфальту. Он тащится по дороге в сторону города. Остатки волос. Грязная одежда. Рваная обувь. Запекшаяся кровь на губах.
– Я не стал вызывать полицию, – мямлит покойник.
Сумасшедший.
Еще один призрак.
Никакой полиции больше нет. Делай что хочешь, дедуля. Но мертвецы цепляются за прошлое. За исчезнувший мир. Они делают вид, будто ничего не случилось. Надеются, что мама скоро вернется и заберет их из детского сада домой.
Вечная смерть. Таково состояние грешников, облечённых на муки в аду.
