Тугая пробка с характерным, ласкающим слух звуком высвободилась
из стеклянного горлышка. Дензел придвинул к себе уютно звякнувшие
друг о друга стаканы, щедро плеснул в них. Толкнул один ко мне по
гладкой столешнице.
Льда он не признавал. Как и я.
– Между прочим, моя последняя бутылка Талискера.
Двадцатипятилетней, мать его, выдержки. Ты хоть понимаешь, как я
растроган? В прошлый раз я открывал её, когда узнал, что Роза
беременна.
– Угу.
Виски был золотистым, искрящимся, как тигриный глаз. Я осушил
стакан одним махом, чуть задержав напиток во рту. Язык слегка
обожгло, но потом накрыло горьковатым терпким послевкусием с
нотками дыма, миндаля, сандала и… да хрен пойми чего. Это Дензел у
нас – ценитель хорошего виски, и меня тоже пытается приобщить. Но
обычно-то я пью всё, что горит, не особо смакуя.
– Сколько мы с тобой знакомы, Шарп? – откидываясь в кресле,
жалобно скрипнувшем под его весом, спросил он. – Лет тридцать?
Тридцать пять?
– Около того.
– Ты же знаешь меня, как облупленного. Знаешь, что я скажу. Что
это хреновая затея. Что лучше подумать еще раз...
– …Что я больной на голову ублюдок. Да-да, я про все в курсе.
Давай пропустим эту часть.
Дензел раздраженно крякнул и глотнул виски. Причмокнул толстыми
губами и надолго замолчал, задумался, вертя стакан кончиками
пальцев.
– А знаешь, в этот раз я, пожалуй, просто пожелаю тебе удачи.
Нет, правда. Затея-то дурацкая, но… Тебе и правда надо скрыться на
какое-то время. А заодно попытаться хоть что-то исправить в своей
нелепой жизни.
– Угу.
– Правда, опять это у тебя получается как-то… через жопу. Может,
для начала попробуешь добиться отмены судебного запрета? Поговорить
с Лорой, в конце концов. Не чужие же люди.
– Она не берет трубку. Насчет суда – буду пробовать, конечно. Но
вряд ли что-то выгорит. Придется же иметь дело с этими… Ну, такие,
мерзкие, скользкие… и пахнет от них дорогим парфюмом…
– Юристы? – подсказал он.
– Ну да. И ходатайство проходит по седьмому округу. Главным
судьей там по-прежнему Джонсон. А он меня на дух не переносит еще
после той истории с заложниками.
– Да, паршиво…
Дензел тяжело вздохнул и выбрался из кресла. Подтянул ремень,
поддерживающий внушительное пузо, и развернулся к окну.
Окна у него в кабинете здоровенные, в пол, с допотопными
горизонтальными жалюзи. В некоторых вещах Дензел радикально
старомоден – никакого тебе стекла с изменяющейся прозрачностью,
никаких 3D-экранов с пейзажами и прочих современных изысков.
Он выглянул наружу, двумя пальцами раздвинув гибкие пластинки
жалюзи. Задумчиво прикусил губу. Я, внутренне усмехнувшись,
отметил, что держится он при этом сбоку от оконного проема, и в
щель выглядывает не прямо, а наискосок. Хотя стекло наверняка
бронированное. И этаж тридцатый. Шальной пули можно не бояться, а
от профессионального снайпера с солидной пушкой все равно не
спасешься.
Впрочем, я его понимаю. Эти привычки в нас уже не искоренить.
Такая уж работа. Ты либо параноик, либо труп.
Он снова плюхнулся в кресло. Притянул к себе глянцевую пластину
планшета. Разложил экран, забарабанил по нему толстыми коричневыми
пальцами.
– Ну, надо же! – фыркнул он. – У тебя и обходной лист уже
заполнен, как полагается. И даже ствол сдал.
– Угу.
– Это немного успокаивает. Теперь, если ты даже и прострелишь
кому-нибудь колено там, в Монтане, то хотя бы не из табельного
оружия.
– Не начинай, Дензел, – отмахнулся я. – Я остепенился.
– Ага, как же! – хохотнул он. – За то время, что я тебя знаю, ты
облысел, потяжелел, обзавелся десятком шрамов. Но не повзрослел ни
на грамм.
– Зато ты с годами всё мудрее и краше. И стройнее.
– Прогиб засчитан, – парировал он и, еще раз пробежавшись
взглядом по экрану, поставил свой отпечаток пальца под
рапортом.
