Торжественная пауза прерывает дыхание одинокого вечера. Я разглядываю ладони, прислонившись спиной к холодному стеклу. Кажется, бесконечные путаные линии не имеют начала и из этого лабиринта никому не выбраться.
Мириады столкновений в ежедневной пародии на невесомость. Случайные взгляды и прикосновения, застенчивые «извините» или нахальное «дайте пройти». Людей так же много, как звёзд на небе, и эти вечно недовольные и постоянно куда-то опаздывающие существа тоже могут образовывать созвездия. Верят, что встреча в открытом хаосмосе – это знак судьбы. Хитроумная, как Одиссей, она ищет причины для пересечений и, как Арахна, плетёт новые лабиринты, заманивая в крепкие сети голодных странников. Привлечённые светом, они жадно бросаются к источнику и иногда остаются. Сапоги, брошенные на пороге, создают иллюзию разделённой на двоих вечности.
Но, когда колдовство рассеивается, созвездие распадается, а звёзды теряются, прячась друг от друга на разных концах гигантской Вселенной.
«Раздроблен изнутри, на ощупь твёрд»,
Сбегает в небо одинокий кит,
Никто тебя от смерти не спасёт,
От самого себя не защитит.
На китобойном судне мчится жизнь,
И чёрно-белым кажется весь мир,
Но если отыскать большую кисть,
То можно выходить в прямой эфир,
Сражаться с однотонностью дорог,
На перепутье выбрать сложный путь,
Бороться, зная, что всему свой срок,
И время невозможно повернуть.
Брать микрофон, кричать, что боль уйдёт,
И красить стены в яркие цвета…
Ведущий на экране устаёт,
И скоро всё исчезнет без следа.
Придут другие, новые киты,
И может быть, они забудут нас.
Шуршат от ветра чистые листы,
А чёрной ручкой пишется рассказ.
– Привет. Ты в порядке?
Бабочка доверчиво засыпает на плече юноши… Наверное, ей так и не суждено узнать, что этот сон будет длиться дольше, чем жизнь.
– Конечно, я в порядке. Разве может быть по-другому? Я так счастлива! – девушка растерянно кусает губы и прижимает ладонь к груди. Пытается уловить хоть какой-нибудь одинокий звук, но внутри её слабого тела нет ничего, кроме безобразной тишины. Инсектарий опустел: все чешуекрылые отправились в рай.
– Тогда я рад за тебя. Вот… пришёл… попрощаться, – подпирает ладонью голову, похожую на раскалённый шар, и трёт лоб, точно пытается стереть воспоминания. Юноша носит с собой кладбище невысказанных мыслей и ложных надежд. На могилах больше не вырастают цветы, и только неугомонные вороны кружат над памятником, поставленным в честь самой последней мечты.
– Ты куда-то уезжаешь? – девушка роняет потрёпанную книгу. Прижимает ладонь ко рту, но не удерживает; склоняет голову и выдавливает улыбку – так же старательно, как остатки зубной пасты из тюбика.
– Ага. И едва ли когда-нибудь вернусь. Знаешь, я так счастлив, – откидывается на спинку стула. Прячет руки в карманы и отворачивает лицо. За окном кто-то играет на гитаре, но почти невозможно разобрать слова слишком печальной песни…
– Тогда… удачного пути, – застывает на несколько мгновений у подоконника. Подушечки пальцев щекочут пыльное стекло. Девушка зажмуривается. – И прощай.
– Спасибо, – делает несколько шагов назад. – А тебя я… поздравляю. Завтра особенный день в твоей жизни. Надеюсь, твой будущий муж никогда не причинит тебе боль, – голос дрожит в такт фальшивым нотам за окном. Юноша скрещивает руки на груди. Скрипит измученная дверь…
Вечность неповторимым узором замирает на крыльях спящей бабочки, но не выдерживает сильного порыва ветра и распадается на атомы, превращаясь в Великое Ничто.
Когда звёзды погасли, луна утонула в море,
Крыши бледных домов забывались во снах беспробудных,
Потеряв счёт минутам, шептала весна на повторе
