Сегодня я была пятном. Птичий помет пролетел над улицей. Дома я отмыла плечо.
Невидимка должна быть аккуратной. Я не такая. Я пачкаюсь шоколадом и сажусь на окрашенные лавки. И думаю: вот везет видимым! Они могут ходить с зубной пастой на губах или с грязью под ногтями, как мой одноклассник Робкий Рома. Живут полной жизнью.
Я родилась 14 июня 2007 года. Знаю по рассказам родителей, что в тот момент акушерка закричала. Домой меня везли в такси. Там кричала уже я. Мама и папа пытались меня успокоить, гладили по голове, с трудом понимая, где она у меня. Разок даже уронили на пол. Водитель с ужасом посматривал в зеркало заднего вида, но мама и папа не были так уж напуганы. И со временем я узнала почему. Но пока лень об этом рассказывать.
Дома мама надела мне маечку и штанишки, повязала на лоб платочек. Памперс тоже надела. Родители не теряли меня благодаря одежде. На стене в коридоре висит фотография, где детская маечка выглядывает из коляски, а мама улыбается, глядя в ее сторону.
Приехала тучная тетка, которая должна была зарегистрировать новорожденную. Она была в шоке, быстро заполнила бумажки и убежала. Нет в документах пункта про невидимость – ну и прекрасно, бюрократическая машина пилила дальше в пропасть. Чиновники решили просто забыть о том, что я существую. У них была куча дел, мной никто не хотел заниматься.
Камка гуляет по столу, пока я это пишу. Я тронула ее за хвост. Все думаю ее напугать, но она не боится. Она смотрит мне в глаза, будто видит меня. Но даже если так, разве у нее узнаешь, какая я. Я знаю форму тела и головы – когда моюсь, они видны. Но цвета глаз, волос, кожи я до сих пор не знаю. И можно ли вообще говорить о цвете? Я много об этом думала, но так и не разобралась. Если бы какой-то ученый мной занялся, он, может, ответил бы на мои вопросы. Но всем все равно. Иногда просто поражает, насколько люди в нашем городе друг к другу безразличны. Только у нас с Камкой любовь. Полное имя у нее Недотыкомка, а фамилия Серая, почти как у нас. Так ее папа назвал.
Мы с Камкой зеваем. Расскажу еще про детский сад, и на сегодня всё. Но, дорогой дневник, обещаю, завтра вернусь к тебе снова. Не как всегда. Ну так вот, родители долго обсуждали, как представить меня детям и воспитательницам в саду. Было три варианта:
1. Сразу сказать, что я невидимая.
2. Попытаться это скрыть: надеть на меня маску, солнечные очки, длинные перчатки.
3. Вообще не отправлять меня никуда и разрешить играть целыми днями в планшет.
Третий вариант был мой. Мама попыталась нацепить на меня маску Маши из «Маши и Медведя» и напялить солнечные очки, но я сразу заплакала. В общем, решили не дурачить народ и представить меня, как есть – невидимой. Надели комбинезон, нарядную маечку и повязали яркий платочек на голову. Воспитательницы сначала удивлялись, а потом привыкли. Дети тоже. Они совсем быстро. Скорее я их стеснялась. Особенно когда воспитательницы нами не занимались и мы должны были играть на площадке. Мальчики вынимали биониклов. Роботы так умно болтали.
– Нет, огненная лука, ты плоиглаешь!
А в другой части площадки девочки занимались куклами. Девочки были такие красивые, аккуратные. А я что? Ничто. Если замолчу, меня и нет вовсе. Я ходила вокруг площадки. Думала, может, кто-то вспомнит обо мне и позовет играть. Но нет, им было все равно. У меня было то, что психолог потом назвал «социальная тревожность». Таких слов я не знала, но, сколько себя помню, жила в напряжении. В конце концов я уставала ходить кругами и садилась на скамейку. Я плакала, и невидимые слезы – бам-бам – капали на скамейку. «Кажется, будет дождь», – говорила Анна Юрьевна или Анастасия Ивановна.
