И это было то чувство, которое преображает вселенную, твою вселенную, его вселенную, нашу вселенную…
Была ранняя весна, грязь, остатки снега то там, то тут… Коты бредили весной. Казалось, вдыхая этот воздух, они пьянели почище, чем от валерьянки.
Я ехала по узеньким улочкам, небо было серым и неприветливым, музыка лилась сама собой и окутывала пространство салона… Был ли мир за ним?.. Был ли мир за ним придуман?.. Придуман заранее или вот вообразился в ту же секунду – я не знала…
Я остановилась, жёлтая труба, газовая, наверное, – тянула на себя одеяло материализма, мир за окном, превращая во вполне объективную реальность.
Тормоз, не отпускать тормоз… Вот, заглушишь машину и мир, мир этого салона исчезнет… Он так приятен… Льётся музыка, её волны захватывают и бережно уносят в даль, погоди, ещё мгновение, продлить, протянуть его, но нет… Я остановилась, машина остановилась, мотор заглох. Вот и всё.
С любопытством я оглядывала деревья, котов и зелёную металлическую калитку… За ней были люди, возможно, я их знала раньше, видела уже… Но как же, этот мир возник только секунду назад?! Всего лишь секунду назад… Надо бы просто войти в него и разобраться во всём на месте…
Народ приветствовал, я улыбнулась всем. И правда, чувствовалось что-то совсем знакомое.
Меня встретил своей улыбкой чеширского кота Пастор. Пастор, почему Пастор? Все звали его Пастор. Видимо, он и был хозяином этого мира. И скорее всего, был мне знаком.
– Мир вам! Мир всем… – встретил он меня такими словами и тут же предложил чай.
Пёс, рыжий пёс, вилял хвостом и ластился к моим ногам. Его рыжая шерсть, похоже, уже давно выгорела на солнце. Я присела, и он тут же стал настоятельно требовать моего внимания, требовательно касаясь меня, то лапой, то мордой… Его я точно знала – видимо мы встречались ранее и в каких-то других вселенных.
Я рыжий пёс
люблю я тёплую погоду,
но много пользы не принёс —
ведь я из нищенского роду…
иду, а ветер раздувает во мне улыбку.
наверно, он не знает, что я не гибкий.
Вспомнилось мне старое стихотворение.
Было довольно прохладно. Хорошо, что Пастор быстро разжёг костёр. И в этой вселенной совсем скоро стало вполне тепло и уютно.
– Все рано или поздно приходят к вере, только у каждого свой путь, – говорил Пастор, подбрасывая новые ветки в костёр, – все мы твари божии…
– И верим в чудо, – продолжил он, – несмотря ни на что…
Ветки затрещали в огне, скрыв от меня последние слова Пастора в этой фразе.
Присутствующие говорил много, сумбурно, о душе, религии, родителях, советском кинематографе, эстраде и сложных путях нынешнего андеграунда, этого глубокого подполья современного бытия.
– Глубже уже ад, – саркастически улыбался Илья, – так что можно распродавать свои песни. Распродажа! Глобальный Sale на души! Следующая остановка – конечная!
Народ ржал. У кого насколько хватало сил.
Мне было грустно.
Пели, и пели тоже грустно: «Бабушка в реке котят топила…»
Глебу в этой песне удавались невероятные жалобные и настолько обречённые интонации, что у меня слёзы на глаза наворачивались сами собой…
– Но, это вообще может быть про метафизический рай… Наверное… Просто слишком иносказательно и, издалека, зашли, – подумала было я…
Песня совсем не укладывалась в новую вселенную. Было тепло и уютно, руки согревала чашка с мятным чаем, время текло мягко и очаровывало своей благодатью.
– Кто придумал этот мир, я? Неужели можно вписать в него весь этот сумасбродный народ, столько монстров в одной голове, нет, говорят это коллективная галлюцинация, ничего приятная, ничего, что я у вас тут посижу на пенёчке с чаёчком?
