Эту милую старушку я встречала почти каждый день у метро. Она
стояла на ступенях, ведущих в подземку, и всегда молчала. Не
просила, как другие, подать на пропитание, не опускалась на колени
перед образом, а стояла и молча смотрела на людей, словно ждала,
словно искала что-то или кого-то.
Опрятная, в старой, но чистой курточке, на волосах платок, на
ногах полусапожки, еще крепкие, но потертые, и этот взгляд, в
котором столько глубины, что встретив его невольно чувствуешь, как
он проникает куда-то в самую глубину души.
Я часто давала ей мелочь. Мне было не жалко, а старушке хватило
бы на хлеб с молоком. Она брала молча, кивала, благодаря, и
провожала взглядом, не проронив ни слова. Так длилось почти месяц,
когда в один прекрасный день все и случилось.
По известному всем закону подлости, в тот день я опаздывала на
работу. Будильник утром не прозвенел. Нет, я тут, конечно, была
сама виновата – не поставила на зарядку телефон, он к утру и
разрядился, вследствие чего меня разбудила мама. Несколько минут
полетав по квартире метеором, успев почистить зубы, умыться,
подзарядить на одно отделение мобильник, запихнуть, одеваясь, в
себя бутерброд с колбасой и сыром, я выскочила из дома, спеша к
метро. И вот увидела старушку. На том же месте в тот же час.
Привычно на ходу сунула руку в карман, где со вчерашнего дня
пряталась пятидесятирублевая купюра. Не ахти, конечно, но хоть
что-то. Хотела, пробегая, сунуть денежку в руку старушке, а та
возьми да схвати меня за руку. Да с такой силой, что я остановилась
на ходу, шлепнув себя рюкзаком по спине.
- Эй, бабушка, вы что… - развернувшись, начала было возмущаться,
а старуха возьми да сползи по стене, при этом продолжая крепко
держать меня за руку.
- Ох, - проговорила она в ответ и села прямо на ступеньку.
- Бабушка? – я наклонилась к ней. – Вам плохо? – догадалась, а
она кивнула в ответ.
- Ох, ты ж… - вскинув голову, я огляделась. Толпа людей плотной
рекой спешила на свои рабочие места. И никто, вот ни единая душа,
не остановился, чтобы узнать, все ли в порядке у этого божьего
одуванчика.
- Люди, помогите! – крикнула я и почувствовала, как пожилая
женщина тянет меня за рукав, будто хочет сказать что-то.
- Да помогите же, кто-нибудь! – заорала я, глядя, как бледнеет
желтое лицо бабульки. – Тут человеку плохо!
Крики достигли желаемого результата. К нам подскочили двое
крепких ребят, быстро сориентировавшись, подхватили старушку на
руки и перенесли со ступенек прямиком на скамейку, которая
находилась чуть дальше от входа в подземку. Я же, не теряя ни
минуты и одновременно с этим понимая, насколько сильно и
непростительно опаздываю, достала из рюкзака телефон и быстро
набрала номер скорой. Ответили сразу.
- Вот тут, бабуля, полежите. А то вас там затопчут, - сказал
один из бравых парней и покосился на меня. Я же, встав рядом со
скамейкой, уже диктовала адрес дежурной, да поглядывала на
старушку.
Та лежала ни жива, ни мертва. Руки сложила на груди и еле дышит.
Лицо белое, как стена, даже желтизна будто ушла, аж смотреть
страшно. Рядом уже начала собираться толпа любопытных. Кто-то даже
попытался начать видеосъемку происходящего, но благо один из
парней, который помог ранее перенести бабушку, отогнал любопытного,
пообещав засунуть ему телефон туда, куда обычно его не суют.
Вот почему, как дураков рядом, так толпа? Нет, врач бы оказался
среди любопытствующих. Но такое только в фильмах и бывает. В жизни
же всегда все сложнее.
- Мы выезжаем, - прежде чем положить трубку, сообщила мне
женщина на другом конце провода. Я присела на корточки рядом с
бабулей и произнесла:
- Держитесь. Скоро приедет скорая.
Она неожиданно открыла глаза и посмотрела на меня. Бледные губы
слабо шевельнулись.