– Незачем так орать!
– Давай я сам разберусь, как мне разговаривать в моём кабинете! Ты забываешься, Марджори! – отрезал мужчина и отвернулся.
Марджори стояла, уперев руки в бока, и тяжело выдувала носом воздух. Её лицо было пунцово-красным от злости. Внутри клокотала обида. Шеф стоял спиной к ней, глядя в панорамное окно на шумные вечерние улицы Локвуда. Он несколько минут напряжённо молчал. Его плечи нервно вздымались вверх и вниз. Девушка немного успокоилась, и теперь к обиде постепенно присоединялся страх.
«Если он оставит меня в отделе после всего, что я ему только что наговорила, я его расцелую», – думала Мардж, слушая гнетущую тишину.
Маркус повернулся к ней. В каждом его жесте читалась решимость. Одернув вниз рукав рубашки, он заговорил:
– Я знаю, как поступлю.
Марджори сглотнула. Медленно проделав ту же манипуляцию со вторым рукавом, мужчина продолжил:
– Ты – неплохой специалист, но… То, что произошло, достаточно сильно тебя компрометирует.
– Маркус, я же сказала… – не выдержала девушка.
– Я не закончил! – слова Маркуса разрезали воздух, словно хлыст. Мардж прикрыла рот, а мужчина снова недовольно процедил сквозь зубы: – Даже сейчас ты не можешь принять то, что тебе говорят. Мы битый час это обсуждали.
– Я не понимаю, почему должна взваливать чужую вину на себя.
– Мы выясним, кто был виноват. А пока… Ты остаешься в отделе на испытательном сроке.
– Но…
– На три месяца. Можешь идти.
Девушка хотела сказать что-то ещё, но босс всем своим видом демонстрировал, что делать этого не стоит. Чуть ли не впервые в жизни Марджори заткнулась и молча вышла.
Сердце бУхало в груди и неистово билось о ребра. Злость множилась в геометрической прогрессии. Марджори, топя злость в стуке каблуков, преодолевала длинный, полупустой коридор от кабинета начальника до своей двери, не замечая спешащих по домам коллег. В мыслях было не радужно:
«Гребаный Маркус и иже с ним. Я выведу на чистую воду ублюдка, из-за которого мы просрали два месяца плодотворной работы».
Она толкнула ладонью дверь из матового стекла, и та в ответ так широко распахнулась, что едва не разбила нос рыжеволосой девушке. Кетти ойкнула и отпрыгнула, подняв ладони.
– Полегче. Если ты кого-нибудь убьешь, твою участь это не облегчит.
После этих слов, Марджори захотелось выйти, ещё раз зайти, и, на этот раз, метко попасть по симпатичному личику острячки. Понимая, что Кетти ни при чём и срываться на ней нечестно, Мардж промолчала, выразив недовольство только глазами. Девушка сочувственно улыбнулась в ответ и сменила тон:
– Что он тебе сказал?
Оставляя Кетти стоять у распахнутой двери, Мардж прошла к своему столу, со злостью швырнула папку. Та проскользила по гладкой поверхности и, словно желая ещё больше досадить, громко шлепнулась на пол. Девушка гневно выдохнула, подняла сбежавшую папку и снова хлопнула её на стол. Присела на край стола, откинула волосы с лица и, сложив руки на груди, уставилась куда-то вниз.
– Он тебя уволил? – робко спросила Кетти.
– Пока нет.
Голос стал хриплым. Настроение упало ниже некуда, и говорить с Кетти не хотелось совсем. Мардж снова переключилась на собственные мысли.
«Вот бы оказаться сейчас в одиночестве, посреди пустыни, и проораться, вопрошая к Вселенной: Почему? Почему, мать твою, моя жизнь превращается в неведомую доселе херню?»
– Мардж, все знают, что ты не виновата, – не желая сбрасывать напор, продолжала Кетрин.
– Ты хоть понимаешь, в какой заднице мы сейчас оказались? До презентации месяц, а у нас ни единой наработки.
– Я уверена, это сделал Тони. Больше некому. Слил всё и наскоро уволился.
– Если это так, я оторву ему яйца, пожарю их на гриле с чесноком и скормлю уличным псам… Хотя… Сначала угощу Маркуса.
