Часть I
Ульяна
Около двенадцати лет
назад
город N, европейская часть
России
Спешу домой, быстрыми шагами
перебирая дорогу, укутанная, словно матрёшка, в многослойную
одежду, с натянутым до самых глаз шарфом. Пары закончились поздно,
голова от вложенной в неё преподавателями информации просто
трещала, но надо было ещё подготовиться к завтрашним семинарам,
только для начала согреться и поужинать.
Из-за шума ветра, шапки и капюшона,
накинутого на голову, не услышала шаги позади себя, поэтому толчок
в спину стал для меня неожиданностью. Первая мысль: дурацкая шутка
кого-то из знакомых. Но когда на асфальт полетела моя вязаная
шапочка, а с плеча сорвали сумку, стало очевидно, что скоро мне
придётся познакомиться на деле с несколькими статьями Уголовного
кодекса, которые я бы предпочла оставить в границах подготовки к
экзаменам.
Подняла быстро шапку, прижала к
груди, обозревая совсем незнакомые лица, ощущая, как тревожно,
словно у испуганного зайца, бьётся внутри моё сердце. Они окружили
меня, и я, не смея двинуться с места, верчу головой. Двор освещает
тусклый свет фонаря и ни единой живой души рядом, только свист
ветра и жалящие кожу снежинки.
– Смотрите, какой снеговик нам
достался, – рассматривая меня, обращается к своим товарищам тощий
как жердь парень, очевидно имея в виду меня, и принимается рыться в
моей несчастной сумке. В ней только половинка шоколадки, сосиска в
тесте, шкурка от банана, бальзам для губ и сто рублей на дорогу –
одним словом поживиться им нечем, да и не выгляжу я как девушка, у
которой можно что-то украсть.
– Что вам от меня надо? –
спрашиваю, думая, когда будет уместно сказать, что мой папа –
подполковник милиции и, если он узнает об их обращении с его
дражайшей доченькой, разорвёт на куски. Если не посчитает, что я
сама в этом виновата, конечно.
Кто-то пинает меня, и я, теряя
равновесие, падаю прямо к ногам Жерди, чувствуя, как к глазам
подбираются слёзы. Пуховик длинный, тяжёлый, я путаюсь в нём при
попытке встать, но подо мной лёд, и я просто плюхаюсь на задницу,
когда в очередной раз неудачно пробую подняться. Несмотря на мороз,
на лбу выступает испарина, меня пробирает жар от страха, а холодный
лёд и снег под пальцами царапают ладони.
– В сумке у тебя ничего интересного
нет, – неожиданно помогая подняться, дёргая за капюшон пуховика,
признаёт Жердь, понуждая меня взяться за впившийся в горло ворот, –
может, под пуховичком найдём что-то. Согреемся сами и тебя
согреем.
Я в ужасе отшатываюсь от него,
распахивая широко глаза, не веря, что ситуация может принять
настолько опасный оборот.
– Мой папа… мой папа… – бормочу я от
страха себе под нос, они даже не слышат мой лепет, пока Жердь
продолжает унижать меня описанием своих планов. Он озвучивает
очередную похабную шутку, которая кажется очень смешной его
друзьям, и они все вместе начинают смеяться, и этот звук куда
больше похож на блеянье ослиного стада. Их оскорбления меня не
задевают, я судорожно думаю лишь о том, как бы убраться сейчас
отсюда.
– Что здесь происходит? – слышу
мужской голос, оборачиваясь на его звучание в надежде на спасение.
Мужчина стоит в тени от света фонаря, и единственное, что я могу
разглядеть, это высокую широкоплечую фигуру. Надежда расцветает во
мне буйным цветом, когда я вижу, как один из парней натыкается
прямо на мощный кулак спасителя. Не думая, что делаю, я дёргаю из
рук Жерди свою сумку, получая в ответ кулаком по губам, и от шока
замираю, чувствуя во рту привкус разливающейся крови и пульсацию
боли. Смотрю не мигая на падающие на снег капли моей крови и в
ужасе представляю, как буду объясняться отцу. Он просто больше
никогда не выпустит меня из дома.
