Даша
— Вы не можете забрать у меня ребенка!
Я прижимаю к себе мою малышку. Глажу
ее по спинке, чувствуя, как она вся дрожит от испуга. Незнакомые
люди в квартире и их крики пугают мою дочь.
— Милочка, вы делаете только хуже, —
женщина из опеки окидывает меня презрительным надменным взглядом. —
Немедленно отдайте мне ребенка.
— Нет!
— Девушка, мы все равно заберем ее.
Хотите, чтобы я вызвал наряд? — на меня напирает мужчина в
полицейской форме. — Последний раз предлагаю сделать все тихо.
— Вы не имеете права… — я шепчу,
потому что горло сковывают спазмы.
Дверь в мою квартиру открыта,
поэтому я вижу, как на лестничную клетку выходит соседка.
— Дашка, ты чего удумала? — в наш
разговор влезает бабушка божий одуванчик. — Отдай им ребенка, так
будет лучше для всех. Жизнь свою устроить сможешь.
— Что?.. — я не понимаю, что она
такое говорит.
Зинаида Степановна всегда меня
поддерживала. Говорила, что я сама смогу воспитать дочь и что от
мужчин одни только проблемы. А теперь как же…
— Да что слышала! Каково ребенку в
таких условиях жить, а? О дочери подумай, дурная. Загубишь ты ее,
ой загубишь…
— Как вы можете? — у меня губы
дрожат, приходится прикусить нижнюю, чтобы не расплакаться у них на
глазах.
— А что я? Я правду говорю. Только
хуже ведь делаешь. У тебя дите по ночам кричит, а ты где шляешься
постоянно? Я всю правду скажу на суде, нечего ребенку жизнь
калечить…
Она продолжает поливать меня грязью,
а я пячусь по коридору, обнимая мою малышку, и не верю в то, что
происходит.
У меня хотят отобрать дочь из-за
каких-то подтасованных фактов. Сначала наш педиатр в поликлинике
подталкивала меня к этой мысли, а после дала ложное заключение о
каких-то несуществующих побоях.
Дальше служба опеки нагрянула в
самый неподходящий момент. Я делала генеральную уборку, в моей
скромной однушке был полный раздрай, но Еся была в полной
безопасности. Она в это время игралась в своем манеже и
периодически смеялась, наблюдая за мной.
Но на женщину из опеки не
подействовали никакие доказательства. Она зафиксировала отсутствие
нормальных условий для содержания ребенка.
Женщина внесла в акт грязь, мусор по
всей квартире и много подобных вещей. Заявила, что у меня нет
ничего для Еси. Ни подгузников, ни хорошей кроватки. А у меня все
было. Было!
А теперь соседка наговаривает на
меня и угрожает судом.
Я растеряна и совершенно не понимаю,
что происходит.
— Мя, — Еся чмокает губами и
начинает играться с моими волосами. Она обожает это делать.
— Не волнуйся, маленькая, — говорю и
прижимаюсь губами к ее виску. Она пахнет детским шампунем. — Мама
тебя никому не отдаст.
Полицейский продолжает теснить меня
к стене и тянет свои грязные руки к Есе.
— Не подходите ко мне. Вы пугаете
ребенка, неужели не понимаете? — я пытаюсь отбиваться.
— Это вы, дамочка, своим поведением
ее пугаете. Гражданка, — он поворачивается к соседке. — Вы видите,
что Полянская Дарья Дмитриевна оказывает сопротивление? Сможете
потом подтвердить это?
— Конечно-конечно, ребеночка только
опасности подвергает. Знаю я таких мамаш. Небось боишься, что
теперь денег от государства лишишься?
— Закройте свой рот! — не
выдерживаю. Я не могу больше слушать всю эту ересь.
Дальше все происходит словно в
тумане. У меня в голове четко отпечатывается плач Еси, я чувствую
боль в затылке от удара об стену, когда мужчина отшвыривает меня в
нее одной рукой. Соседка громко причитает, женщина из опеки,
которая так и не представилась, что-то говорит.
Я прихожу в себя на полу. Сижу и
смотрю на по-прежнему открытую дверь.
Они забрали ее.
Отняли у меня мою дочь и куда-то
унесли ее.
Даже успокоить Есю не дали, чтобы
она не захлебывалась в рыданиях.
Сердце сжимается, как в тисках.
Никакая физическая боль не сравнится с этим моментом.
