В какой момент я заподозрила неладное? Сейчас, оглядываясь
назад, думаю, что это случилось, когда Манюня сообщила о
расставании со своим парнем.
Тогда еще у меня в голове промелькнула мысль, что ее парень мне,
в общем-то, нравился, насколько может нравится матери ухажер
единственной и горячо любимой дочери, а вот каким будет следующий
…
У нас с Манюней доверительные отношения. Нет, мы не подружки.
Подружек у дочки и без меня более, чем достаточно. Но Манюня мне
доверяет, насколько вообще может доверять матери двадцатилетняя
барышня. С молодым человеком, опять же, познакомила. Я даже знала,
что именно этот долговязый юноша, чем-то отдаленно напоминающий
эльфа, стал ее первым мужчиной. Без подробностей, разумеется. Зачем
мне подробности интимной жизни моего ребенка?
Этот роман длился уже больше года, а потом дочка сообщила мне,
что они расстались. Причины расставания остались для меня за
кадром, объяснять что-либо Манюня не пожелала, а я постеснялась
приставать с расспросами. Манюня плакала, сидя за столом на кухне.
Я гладила ее по голове, уверяя, что все пройдет. Да и что я еще
могла ей сказать? Что будут в ее жизни и другие мужчины? И когда
это кого-то утешало? Мы просидели на кухне далеко за полночь,
прежде чем Манюня немного успокоилась и я отправила ее спать.
Кажется, она до утра общалась с подружками, обсуждая с ними своего
уже бывшего парня.
Еще несколько недель дочка заметно грустила, а потом я стала
замечать, что ее поведение изменилось, а с лица исчезло выражение
тихой печали. Мне бы порадоваться, но что-то мешало вздохнуть с
облегчением.
И вот сейчас, стоя в прихожей и рассматривая дочкину сумку,
попутно кляня на чем свет свою интуицию, я пыталась осознать весь
масштаб неприятностей. О том, что неприятности огромные безмолвно
свидетельствовала сумка. Небольшая такая, симпатичная сумочка, в
раскрытом нутре которой виднелись Манюнины вещи. Милую вещицу
украшали скромные, но до боли знакомые латинские буковки LV. На
всякий случай я прошлась глазами по обуви, робко надеясь найти
чужие туфли, что означало бы, что дочь пригласила гостей и сумка
принадлежит не ей, а подружке. Но увы, вся обувь была мною
опознана, как моя и Манюнина.
Я вздохнула и присмотрелась к сумки повнимательнее, в надежде,
что новый дочкин аксессуар окажется подделкой. Как там пишут на
просторах интернета? Копии класса люкс? Напрасные надежды, все-таки
я правильно воспитывала Манюню, фейки она не носила и сумка была
оригинальнее некуда.
А вот теперь скажите мне, откуда у двадцатилетней студентки
могла появится подобная, мягко говоря, недешевая вещица? Я ее не
покупала, денег на нее не давала, значит, сумку из разряда
«тяжелого люкса» купил кто-то другой. И кто это мог быть?
Вариантов было крайне немного, всего два. Подруг, имеющих
возможность делать такие подарки, у Манюни не было. Заработать на
сумку LV Манюня не могла. Значит это был подарок мужчины. И это или
какой-нибудь юный мажор, или взрослый, состоятельный мужчина. При
мысли о последнем в горле встал комок. Что угодно, пусть даже
вздорный мальчишка из богатой семьи, но только не возрастной
любовник! Даже думать о таком не хочу, но боюсь, что придется.
Пока я соображала, как лучше поступить, в коридор выползла сама
виновница переполоха.
- О, ма, ты пришла, - обрадовалась Манюня. - Что вкусненького
принесла?
Это у нас с детства традиция - мама всегда приносит что-то
вкусненькое. И пусть холодильник забит до отказа, а на обеденном
столе в вазочке лежат конфеты и фрукты, Манюня всегда ждет, что
мама принесет на этот раз.
Все еще пытаясь придумать, как бы половче узнать имя дарителя
дорогого подарка, я сбросила туфли и машинально ответила: