Защита от ненависти
– Все, реанимацию можно прекратить, бесполезно, – профессор Сизарев отвернулся от экрана монитора. – Это уже полумиллионный труп за какой-то месяц! Бред!
Аппаратуру отключили. Человек лежал в спокойной позе. В сознание он не приходил с момента приступа, и на его лице, покрытом багровыми пятнами, застыло несовместимое со смертью умиротворение. «Так, наверное, в старину варнаки-душегубы отходили после отпущения грехов, – думалось Сизареву. – Нет, этот даже и пикнуть не успел. Шел по улице – хлоп! И мешком на асфальт. Потом, как во всех подобных случаях, – багровые пятна по всему телу и смерть! Смерть, хоть это и парадоксально звучит, гуманная, как если бы кто-то задался целью умерщвлять людей, не принося им мучений… Гм, а ведь вооружен был покойничек – «макаров» при падении из кармана выпал. Зачем он ему?..
В реанимационную вошла сестра.
– Сергей Владимирович, вот данные за последние два часа. Особенно много смертельных исходов в частной клинике Петерсона, с теми же признаками. И в Сиднее у Джоэла…
Профессор безнадежно махнул рукой.
– Спасибо, Татьяна Афанасьевна. За грехи, видать, наши сия напасть. Стыдно вроде бы профессору на Бога уповать, а ничего не остается.
– И еще, Сергей Владимирович. Тут вам второй день подряд звонит странный человек, инженер, кажется. Он утверждает, что первопричина эпидемии ему ясна.
– Еще один непризнанный гений. Объясните ему, пожалуйста, Татьяна Афанасьевна, деликатно. Нет, мол, времени у профессора, люди, гибнут тысячами. Надо как-то их спасать.
– Он, Сергей Владимирович, говорит, что сконструировал какой-то прибор, и сегодня его уничтожит. Чудак, по всей видимости, этот инженер. Говорит, мол, возможности приоткрыть завесу тайны больше не представится никому. Он просит вас к телефону.
– Ладно, все равно не отвяжется. Знаю я этих изобретателей.
Досадливо махнув рукой, он прошёл к телефону и взял трубку.
– Слушаю.
– Сергей Владимирович, только не кладите трубку. Поверьте, я не сумасшедший. Суть болезни открылась мне совершенно случайно, во время работы с моим новейшим микроскопом, не имеющим пока аналогов. Я прошу вас присутствовать на решающем опыте. Вы честный ученый, я знаю. Для меня это немаловажно. И еще. Для опыта нам понадобится пораженная болезнью ткань.
– Как вас зовут?
– Игорь Павлович Родионов.
– Послушайте, Игорь Павлович, я сейчас очень занят, крайне занят. Позвоните, пожалуйста, через недельку.
– Не верите, Сергей Владимирович, жаль… Прибор будет сегодня уничтожен, так надо. Мне, в общем-то, все уже ясно, но хотелось бы уточнить кое-какие детали, чтобы не ошибиться. Жаль. Я, признаться, знал, что все так и будет, но рассчитывал на любопытство, заинтересованность человека, живущего наукой. Может быть, некий авантюризм… Ведь вы еще не стары.
– Гм, договорились. Жду вас в лаборатории. Вас пропустят.
– Буду через двадцать минут.
Профессор, бесцельно побродив по пустынным коридорам клиники, прошел в лабораторию. Из ее окон виднелся кусок парковой аллеи, упирающейся в ворота, которые уже не закрывались. «Скорые» с воем проносились по двору, разбрызгивая мутные лужи. «Все везут. Мир, похоже, взбесился, а на дворе обычная осень. Странно, но почему у всех этих несчастных было оружие? Почти у всех. Здесь есть какая-то закономерность… Ага, вон, кажется, и этот… инженер-спаситель человечества спешит. Хитер-хитер, знал, на что напирать, как заговорил: авантюризм, вы еще не старый…».
По аллее торопливо шел человек в мокром дождевике. Он скользил по раскисшей листве и, стараясь сохранить равновесие, размахивал маленьким чемоданчиком. «Невелик чудо-прибор, – невесело усмехнулся Сизарев. – Да, батенька, дожил. Осталось вот только еще колдуна найти или к шаману на прием записаться, на камлание. Авось выручат». – Профессор уткнулся лбом в холодное стекло.
