Одиннадцатый дом по Дабл стрит был довольно знаменит на этой улице. Хоть он и не отличался какими-то внешними особенностями, все, кто жил рядом, старались обходить его стороной. И это сильно раздражало мистера и миссис Эймон, живущих как раз в этом доме.
– И почему все нас боятся?! – спрашивал мистер Эймон каждый раз, когда господин Доуд, их сосед, переходил улицу чтобы не приближаться ко входу в дом ближе, чем на пять метров.
– Ты же знаешь. – отвечала миссис Эймон. – Они терпеть не могут Ната.
– Откуда они вообще узнали о его… его… – мистер Эймон всегда с трудом говорил о сыне. – Сто процентов разболтал этот придурок Стенлон! Просили же его, никому не говорить! Но нет! Получил пять сотен фунтов! Пять! Сраный еврей!
– Стенли! – восклицала миссис Эймон всякий раз, когда муж «говорил стереотипами, касающимися других религий».
– Прости, милая. – извинялся Стен Эймон.
Такие разговоры были не редкостью. Начались они после случая, о котором и вспоминал мистер Эймон. Дело в том, что однажды пятилетний сын господина Стенлона проходил мимо дома Эймонов и услышал, как Нат Эймон орёт во весь голос что-то невнятное и пугающее. Мальчик сразу побежал домой и рассказал обо всём отцу. И любой взрослый бы сказал: «Не говори ерунды!» Но господин Стенлон грозился раздуть из этого такой скандал, что в результате пять тысяч фунтов оказались в его кармане. Действительно ли он проболтался о Нате, или же оно само как-то стало явью, уже, в принципе, не важно. Важно то, что все эти слухи, а кроме них и подтверждённые факты, добрались до всех ближайших школ Ноттингема.
Никто. Абсолютно никто не желал принимать Ната. Объяснялось это фразами, в стиле: «Будут проблемы с другими детьми», «Преподаватели не имеют опыта общения с такими, как Нат» и так далее. Все эти доводы, конечно, раздражали супругов Эймон, но одна фраза их особенно злила, и, что самое худшее, пугала:
"Для таких, как он, есть специальные заведения."
Эти слова отнимали у родителей дар речи. Одна только мысль о том, что Нату придётся отправится куда-то за пределы города, а то и страны, давалась с трудом. Так же плохо становилось, когда приходило осознание того, что рано или поздно это случится.
– Поймите, что чем дольше вы тянете с этим, тем хуже ему потом будет, – как-то раз сказал один из врачей Ната.
– Было бы куда, – вздыхали бедные родители.
Отчасти это было правдой. Разумеется, заведений было полно, однако мистер и миссис Эймон «доверяли» далеко не всем. Было одно место, куда Нат бы так или иначе отправился. Но звонок туда Стен Эймон откладывал до тех пор, пока Нату не исполнилось двенадцать.
* * *
Вечер был отличный. Серое небо, дождь, монотонно стучащий по окну. Что может быть лучше для празднования собственного Дня рождения?
Нат сидел в своей комнате и в гордом одиночестве не спеша вскрывал подарки от родителей. Их было два. Один – от мамы, другой – от папы. В первом оказалась новая пара наушников, а во втором – плеер и несколько кассет.
Шепот ветра прокатился по комнате. Нат поднял глаза к потолку. Снова они. Как они ему надоели.
– Убирайтесь, – сказал он в пустоту.
В ответ послышался тихий смех.
– Уходите! – повторил Нат более уверенно.
Снова этот противный смех. Теперь он тоже более уверенный.
– Нат? – спросил кто-то из-за спины.
Нат обернулся.
Позади него никого не было. Лишь пустой парк, освещённый летним солнцем. Нат встал.
– Нат? – снова спросил чей-то голос. Кажется детский.
<<Прямо как в ужастиках.>> – подумал Нат и тут же его здравый смысл проорал:
– Идиот! Беги, пока не поздно!
Нат развернулся и хотел было спрятаться в шкафу, как он обычно это делал, однако со страхом обнаружил, что комната превратилась в лесную чащу, и теперь его окружает множество деревьев. От комнаты остался лишь дартс, в который Нат так ни разу не играл (да и вообще висел он просто потому, что Нату нравился рисунок на нём) и кое-что из мебели, в том числе и шкаф.
