В последнее время Степан часто вспоминал деревню. Особенно тот дом, что притулился под самой горой на берегу реки. Двадцать пять лет назад он, городской мальчишка, вместе с деревенскими ребятишками любил играть возле дома Паучихи, так звали хозяйку домика.
Паучиха была древней, но еще бойкой старушкой, и никто точно не знал, сколько ей лет. Казалось, что она жила тут всегда, сколько стоит деревня.
– Вы Паучиху не обижайте, – предупредила бабушка Степу, – не озорничайте. Смотрите у меня! И так она горюшка ковшами нахлебалась, а тут еще вы со своим баловством.
– Да мы не обижаем Паучиху, что ты, бабуля, – говорил маленький Степа, – она сама разрешает нам в ее палисаднике играть и на террасе тоже. А еще угощает пряниками и конфетами. Знаешь, как нам у нее весело!
– Это хорошо, – бабушка сразу успокоилась, – возьми-ка с собой масла да сметаны кринку. Паучиха старая, корову давно не держит.
– А сколько же ей лет?
– Ой, даже не знаю, – ответила бабушка, – сколько себя помню, она всегда такой старенькой и была.
– А почему ее все Паучихой зовут? Разве она не обижается? – сыпал вопросами Степа.
Бабушка разгладила фартук на коленях, поправила платок и сказала:
– Раньше она одна на много деревень коврики да половики ткала. Сидит, помню, нити разбирает, вся в пряже замотается, точно паук. Вот и прозвали люди ее Паучихой. А настоящего имени ее я даже и не помню: то ли Марфа, то ли Аксинья.
И маленький Степа в тот день твердо решил узнать, как же зовут Паучиху на самом деле. Он схватил корзинку с гостинцами и побежал к дому под горой, где его давно ждали друзья.
Паучиха сидела на завалинке и смотрела, как соседские ребятишки играют в тряпичный мячик, которая она им смастерила вместо кожаного, что вчера унесло рекой.
– Эй, Степка! Айда к нам! Смотри, какой нам Паучиха мяч соорудила! – крикнул Степе друг Егорка.
– Иду! – ответил Степа, а сам направился к старушке, пригревшейся на завалинке в лучах июньского солнца.
– Бабушка, а тебя как по-настоящему зовут? – спросил Степа и сел рядом.
– Глафира Ивановна я, – тихо ответила Паучиха и удивленно посмотрела на Степу, – а зачем спрашиваешь?
– Я тут подумал, что все тебя, бабушка, Паучихой зовут, вдруг тебе обидно, – ответил Степан и поежился под пристальным взглядом голубых глаз старушки, – вот, моя бабушка тут гостинцев выслала. А еще велела тебя не обижать.
– Эх, городския, переживательныя, – Паучиха обняла Степу и улыбнулась, – Паучихой меня мой муж еще по молодости прозвал. Я тогда знаешь, какой мастерицей была, это сейчас глаза не видят, да руки дрожат. Не знал мой обидчик, что влюбится да женится. А вот, видишь, как оно обернулось.
– А потом что? – спросил Степа.
– А ничего, – вздохнула Паучиха, – прожили мы с мужем совсем недолго, как сгинул он вот в этой самой реке. Как-то зимой соседский мальчонка в прорубь провалился, и мой Алексей, как был в рубахе, так и побежал к реке. Мальчонку-то из реки вынул, а сам утоп. Не успели мы с моим Алешенькой своих деток нажить. Так я одна век свой и доживаю. А мальчонкой тем твой прадед был. А люди помнят мое прозвище, вот и зовут так. Да я и не в обиде, наоборот, душу греет это имечко, словно мой Алеша, как в молодости меня кличет да смеется.
– Так, получается, если бы твой муж моего прадеда не спас, так и папы не было бы, а, значит, и меня? – поразился Степан своему открытию.