Ясноглазый солнечный колокольчик
Чуть смущенным трепетом зазвучал,
Чистой нотой коснувшись, кто обесточен -
Тучи передумали лить печаль.
Песня над долиною Соколиной
Вместо них живительно излилась
Побеждая уныние и рутину,
Наполняя радостью здесь, сейчас.
И какой-то парень шепнул сквозь слезы,
Подарив слова тебе, как цветы.
"Светел лес, где плетут хоровод березы,
А ещё - в котором танцуешь ты."
А когда, отзвучала, умолкла песня -
Ее нотки искрами по сердцам,
Разлетевшись, остались, скрепляя вместе,
Тех, кто это чудо услышал там.
Стали братьями - были едва знакомы,
И пошли по зову своей души
С этой песней - ласковой, невесомой,
Пробуждая в гасших желанье жить.
...Города полны суетливой прозы.
Где найти спасенье от суеты?
Светел лес, где плетут хоровод березы,
И душа, в которой танцуешь ты.
Егор
– Стойте! Нет!!! АКАТАРАМА!!! – крик рвал мои лёгкие в
клочья, чья-то рука железной хваткой вцепилась в плечо. Я в ярости
сорвал её с себя и… проснулся!
Раннее утро первыми лучами освещало маленькую келейку,
выхватывая из темноты отступающей ночи напряжённое лицо Серёги,
склонившегося над моей постелью. А он что здесь делает?! Где жрецы?
Где дольмен? Где моя Акатарама?!
Сергей растеряно провёл рукой по вьющимся волосам, виновато
отводя взгляд, словно понимая, какие мысли бередят сейчас мою душу.
И я, глядя на знакомый жест сына старосты из своего сна, внезапно
осознал, что он в самом деле всё понимает!
Ярость снова захватила мой разум, вызывая острое желание изо
всех сил врезать сидящему напротив парню. Серёга, похожий на
приговорённого к убою телёнка, грустно и покорно смотрел мне в
глаза. От злости я чуть не сплюнул, но вовремя вспомнил, где
нахожусь.
Привычный мир наползал на меня, говоря, что передо мной не
красавчик Кедрусь, а мой брат-инвалид.
Оглушённые откровениями вещего сна, мы ошарашенно смотрели друг
на друга. Молчали. И оба понимали, о чём. Это сбивало с привычного
и понятного хода вещей.
Внезапно Сергей вскрикнул, хватаясь за ноги и закусив губу от
внезапной болевой судороги. На его лице неверие сменялось радостью!
Но попытавшись пошевелить стопой, он снова сморщился от боли и
растерянно посмотрел на меня, не решаясь обратиться за помощью.
«Это не Кедрусь! Не Кедрусь!!! Это – Серёга. Он болен. Ему нужна
моя помощь», – мысленно уговаривал я себя, на ватных ногах подходя
к брату.
Подхватил его на руки и вынес из кельи. Усадил в стоящую у
выхода из часовни инвалидную коляску. Молча отвёз её к зданию
приюта и помог Сергею заехать внутрь. Поздоровался с матушкой
Валентиной, идущей навстречу, и, оставив брата на её попечение,
выбежал из здания.
***
Не помню, как я оказался на берегу Светлого озера; меня
отрезвила боль в содранных до крови кулаках, которыми я отчаянно
молотил песок, рыдая от бессилия и ярости. Не в силах изменить
свершившееся, я раненым зверем метался меж берёз, своим изяществом
напоминавших мне потерянную милую.
Между ветвей проглядывал силуэт древней часовни, рядом тихо
плескалось озеро… Спокойное и красивое место, обросшее поверьями,
что может полностью изменить человеку жизнь. Теперь я понимал, что
это не просто байки.
***
С тупым равнодушием я смотрел, как от старенького автобуса к
зданию приюта спешит приехавшая за нами мама. Настоятельница везёт
коляску брата ей навстречу. Сергей что-то возбуждённо рассказывает.
На лице матери неверие сменяется ликованием и слезами радости. Они
с братом горячо обнимаются.
Из автобуса вываливаются новые паломники, потрясённые увиденным,
кое-где мелькают фотовспышки.
Скоро очевидцы разнесут весть о новом чуде, здесь произошедшем.
Сбылись мечты Серёги, он действительно уедет отсюда героем людской
молвы.