Возвращаться в город своего детства в самом конце лета, когда по ночам уже подмерзают руки, безо всякой цели, безо всякой надежды получить хотя бы маленькую каморку в доме какой-нибудь местной старухи, – что может быть глупее? С другой стороны, до конца незапланированного отпуска у меня осталось ещё два дня, и прожить их надо хоть сколь-нибудь ярко, иначе потом снова придётся жалеть о несбывшемся. Жалеть о несбывшемся я люблю и отлично умею это делать. В этом смысле каждый год похож на предыдущий: ежедневно обещаешь себе, что закончатся занудные офисные будни, и ты обязательно сделаешь что-то, съездишь куда-то, позвонишь кому-то. Но вот, отпуск уже подходит к концу, а ничего не сделано. Говорят, так и жизнь пройти может.
Есть такой тип городов, у которых начисто отсутствует собственное лицо. Они безлики, и объединяет их одно: несколько стандартных блочных районов, вокруг которых гнездятся маленькие домики с покатыми крышами. Они обычно натыканы безо всякой системы, гордое название «улица» неуместно, когда мы говорим о зигзагообразной череде обветшалых строений, всем своим видом умоляющих нас о снисхождении и сострадании. Домики расползаются по округе как паучьи лапки, захватывая девственное пространство полей, лесов и даже болот. Городу моего детства повезло: он строился с наскока, одним махом, и историческая его часть выглядит более-менее стильно. «Милый провинциальный уголок» – таким бы я сделал слоган для этого места, если бы приглашал сюда каких-нибудь очередных экологических туристов. Внешний вид, правда, немного портит главная площадь: огромная асфальтированная площадка, а по выходным – продуктовый, вещевой и чёрт знает какой ещё рынок. Несколько рядов пятиэтажек и немереное число дачных строений, возраст которых значительно превосходит мой. Вот и весь сказ. Когда я был маленьким, я вёл дневник, куда заносил важные, на мой взгляд, вещи, и на одной из его вечно смятых страниц была запись об истории городка. Вот она:
Город был когда-то простой деревней. Во время войны был сожжён партизанами, потом отстроен заново. В шестидесятые в центре построили пятиэтажки, один дом культуры, площадь с Ильичом. Там сейчас рынок. В 1996 году сюда приехал я.
Здесь просто жили, работали, рожали детей и умирали, из-за чего местное кладбище постоянно расширялось и жирело, а всей истории накопилось на четыре строчки детским почерком в давно выброшенной на помойку тетрадке. Нет, конечно, если копнуть глубже, окажется, что на долю этого городка выпадали серьёзные испытания, но они никого особенно не интересовали, словно война полностью уничтожила тот старый мир, и новый родился уже на остывшем пепелище. Наверное, так и надо проводить черту, и когда-нибудь я проведу такую же в своей жизни. То, что было до неё – забыть и не вспоминать, то, что после – считать подлинной историей. Какой бы прозаичной она не стала после такого усекновения. Штамп. Дата. Подпись.
В любом случае, город развивался, а когда мы переехали сюда, он уже мог похвастаться дорогими машинами, громкой музыкой по выходным и разваливающимся домом культуры, в котором был не то санаторий, не то бордель. В то время это было одно и то же.
Первые мои воспоминания об этом месте – день нашего приезда. Мне тогда было лет шесть, так что никакой уверенности в их подлинности нет. Да и так ли она важна? В конечном счёте, рано или поздно мы начинаем вспоминать молодые годы, и никто не сможет разубедить нас в том, что память не играет с нами шутки.
