Глава 1
– В среду я устраиваю званый вечер. Бэтти, не вздумай прятаться наверху, – сказала миссис Такер с улыбкой и той строгостью в голосе, которая каждому давала понять, что в его власти теперь только подчиниться.
– Да, мама, – протянула Элизабет, покачиваясь на стуле. Худые пальцы играли с вилкой.
– Дорогая, я же сказал, что мы не можем себе этого позволить, – оторвался от своей газеты мистер Такер. Круглое лицо с седыми волосами и проплешиной скривилось, когда взгляд упал на перепачканные в чернилах пальцы. – Почему Газ не высушил газету? – с раздражением спросил он.
Джерри, лакей, открыл рот, но Элизабет опередила:
– Мы уволили его на прошлой неделе. Разве ты не помнишь, папа?
Мистер Такер поморщился и вернулся к своей газете.
– Я уверена, что это временные трудности, – сказала мама, имея в виду затруднительное финансовое положение, и поправила старое платье. – В этом году будет хороший урожай. Всё наладится, и будет как прежде.
Элизабет хлебнула кофе, пытаясь скрыть за резким движением скептический настрой. Ничего уже никогда не будет, как прежде. Это понятно любому, кто слушает радио.
– Не будем о деньгах. Лучше поговорим об ужине. Бетти, ты выбрала, какое платье наденешь? К мистеру Паркосу приехал племянник, адвокат.
Элизабет поджала губы и закатила глаза. Мама точно ничего не понимает. Миссис Такер родила дочь в неприличном, по её словам, для леди возрасте сорока пяти лет. В это время старший брат Элизабет, Джеймс, как раз ждал первенца. Наверное, из-за этого Элизабет иногда казалось, что родители ей скорее бабушка с дедушкой, живущие по своим правилам в том далёком мире, к которому она имела опосредованное отношение. И одно из самых важных правил: женщина должна выйти замуж. Все разговоры о том, что сейчас всё иначе, приводили к скандалам и долгим нравоучениям, поэтому Элизабет сдалась. На дворе шестидесятые, но их семья словно застряла в начале двадцатого века.
– Я надену лиловое, а сейчас мне надо сходить в деревню и проведать викария, – вскочив с места, протараторила Элизабет и, не дав родителям и слова вымолвить, вылетела из столовой.
Это было промозглое утро. Туман стелился по саду, но она хорошо знала каждую тропинку. Пройдя между старыми яблонями, под персиком, Элизабет вышла через калитку. Как хорошо было бы путешествовать по всему миру, как американцы, о которых писали в газетах, а не только ходит в Норволк, ближайшую деревню. Даже чтобы отправиться в Ситфил, небольшой город чуть севернее, родители требовали брать с собой служанку. А так как у них осталась одна горничная, Элизабет с прошлой осени никуда не выбиралась.
Вздохнув и закутавшись посильнее в шаль, она хлюпала по мокрой земле тяжёлыми ботинками. Элизабет внешностью пошла в мать, которую даже в цветущей юности только из вежливости могли назвать «хорошенькой», а характером отца. Он, если бы не оптимизм, улыбчивость и приветливость жены, давно бы жил бы отшельником, перессорившимся со всеми соседями. Наверное, из-за этого, а может, и нет, Элизабет предпочитала проводить время в одиночестве, а какое место подойдёт для этого лучше в будний день, если не кладбище?
Она зашла в церковь, посидела немного в тишине каменных стен и вышла на усыпанную могильными камнями землю. Она знала многих из здесь лежавших, так как священник, отец Лисл взамен на небольшую помощь разрешал ей смотреть церковные книги, так что можно сказать, что среди мёртвых у неё было больше знакомых, чем среди живых . Сделав свой обычный обход вокруг церкви, Элизабет пошла к северной стене кладбища. Она была намного выше трёх других, снизу доверху оплетена темно-зелёным плющом. Там сохранилась маленькая калитка, ведущая в укромное место, неосвящённую землю. До неё оставалось два шага, когда Элизабет услышала голос.
