Марианна
— Ты ещё не одета?!
От визгливых интонаций в голосе
мачехи я подпрыгиваю на месте и прячу телефон в карман домашнего
халата.
— Кулагин Дмитрий Петрович уже в
гостиной, а ты, мерзавка общипанная, так и сидишь не одетой! Даже
патлы косматые не причесала!
Мачеха собирается продать меня
подороже похотливому старику — Кулагину Дмитрию Петровичу, крупному
бизнесмену, баллотирующемуся в депутаты.
— Ирина! — вопит мачеха, призывая
прислугу.
Крик такой громкий, что у меня в
ушах начинает звенеть.
В комнату вбегает Ирина — раньше она
была простой горничной, но сейчас она выполняет и другие
поручения.
Семья Устиновых после смерти моего
отца переживает не самые лучшие времена, и даже оставшаяся при доме
прислуга выполняет тысячу и одно поручение каждый час.
— Ирина, милая моя, сделай с этой…
кикиморой что-нибудь!
Мачеха больно дёргает меня за
волнистую прядь и шипит в лицо:
— Дмитрий Петрович — наша
единственная надежда на лучшую жизнь. Он уже дожидается тебя внизу.
Так что поторопись и постарайся не испортить финальное впечатление
о себе. Поговори с ним на одном из иностранных языков, покажи, что
ты хорошо воспитана и покладиста. Будь отзывчивой и не отказывайся
принимать знаки его внимания…
Могла бы просто сказать — позволь
старикану облапать себя!
Ирина жёстко и быстро начинает
продирать мои густые, волнистые волосы.
Мачеха уходит, швырнув на кровать
алое, как у куртизанки, платье.
Отмахнувшись от цепких пальцев
Ирины, я выбираюсь в коридор, на цыпочках добегаю до угла и
выглядываю, осматривая гостиную.
Тучный Кулагин сидит на кресле и
постукивает тростью по паркету, вытирая пот со лба.
Рядом с ним сидит сын мачехи —
Леонид, мой старший сводный брат.
Словно почувствовав, что я смотрю на
него, сводный брат бросает быстрый молчаливый взгляд в мою сторону
и отдёргивает его поспешно.
Леонид и дальше слушает пафосную
болтовню Кулагина, согласно кивая.
Мне становится тошно.
И Лёня меня предал! Продал!
Ведь Кулагин пообещал ему место в
управлении одной из своих многочисленных фирм.
Мачехе щедро пообещал расплатиться
по долгу за дом.
Взамен мерзкий старикан хочет
получить всего один пустяк — меня.
— Марианна, вернись! — шепчет за
спиной Ирина. — Или придётся доложить Светлане Петровне.
— Не надо, — вздыхаю и захожу в
комнату, обречённо опускаясь в кресло. — Давай, причёсывай!
Через минут двадцать я спускаюсь в
гостиную.
Услышав стук каблуков, старикан,
покряхтывая, поднимается с дивана и идёт в мою сторону, облапывая,
раздевая липким, похотливым взглядом.
Мерзкие слюнявые губищи оставляют
влажный, сочный чмок на моей ладони.
А я, глядя на тушу, склонившуюся над
моей рукой, думаю лишь о том, чтобы этого старпёра сковало
радикулитом и никогда не разогнуло из позы рака.
Мачеха посылает мне убийственный
взгляд, которым можно глотку перерезать на расстоянии.
Поэтому я приветствую Кулагина на
французском, мило воркуя.
Хотя вижу, что гораздо больше
похотливого старика волнует не французский язык, а мои губы и
область глубокого декольте.
Приходится сесть рядом с этим уродом
на диване, и его рука мгновенно прокрадывается на спинку дивана за
моей спиной и оттуда совершает прикосновения — к шее и к открытым
плечам.
Хочется уйти и как можно скорее
помыться.
Мачеха нахваливает меня, Леонид
сидит рядом с невозмутимым видом.
Его гордый, греческий профиль служит
мне ещё одним напоминанием, что верить нельзя никому — даже тому,
кто шептал ласковые словечки и целовал в тёмном углу украдкой,
чтобы Светлана Петровна нас не засекла.
Слёзы закипают на моих глазах.
— У меня… кхм…. кхр… — Кулагин едва
не хрюкает и говорит с тяжёлой одышкой. — У меня есть подарок для
светлейшей Марианны. Но можно мне для начала стакан водички?
