Полоска воды постепенно расширялась, отделяя корабль от пристани. Словно бездна пролегала теперь между нами. Я отвернулась, чтобы Вика не видела моих слёз, так внезапно навернувшихся на глаза. Мать махала нам с берега рукой. Мы, стоя на палубе, махали ей в ответ. Как же я её люблю! И как ненавижу!
Я и сейчас не знала, радоваться мне или печалиться, созерцая, как растёт между нами пропасть. Одна половинка моей души говорила, что недельная разлука пойдёт нам только на пользу. Другая же прямо сейчас желала прыгнуть вниз и плыть к берегу. Мама поможет мне выбраться из воды, оботрёт, как в детстве, и мы пойдём домой…
«Ну уж нет! – первая всё-таки победила. – Это ты, Ритка, брось! И так на учёте стоишь».
К тому же, это было бы нечестно по отношению к сестре. Сама же встретила на ура её идею прокатиться на теплоходе до Астрахани. Ей же в свою очередь порекомендовал её подельник Чуконин. Видимо, он так живо описал красоты родного города, что Вика загорелась идеей его посетить.
Всё дальше отплывал теплоход от родной Самары, унося вдаль мамин силуэт. Мы с сестрой, взяв у бортпроводницы по воздушному шарику, нашли на другой стороне палубы два свободных стула и уселись рядом.
Если бы мы были одеты одинаково, пассажиры наверняка подумали бы, что у них от палящего солнца двоится в глазах. Ах да, ещё у нас причёски разные. У меня волосы длинные, собранные в пучок. У Вики – каре до подбородка, да ещё и с чёлкой. Я же люблю, когда лоб открытый. А так – просто копии. Что неудивительно – ведь мы из одной яйцеклетки. Вика старше меня на пять минут.
На счёт три мы одновременно отпустили шарики, которые, словно птицы, тут же взлетели в небо. Как легко и красиво они летят! Если бы так легко улетела моя печаль, моя обида! Других желаний у меня, пожалуй, и не было. Какое загадала Вика, я, кажется, догадывалась. Едва ли она после случившегося могла не думать о политзаключённых.
Потом были речи капитана, директора круиза, представили туристам директора ресторана, судового врача и других членов экипажа, приглашённый артист пропел «Белый теплоход».
На фуршетном столике стояли бокалы с шампанским для взрослых и соком для детей. Мы с Викой пили маленькими глоточками. В приёме лекарств у меня как раз был перерыв, но всё же алкогольными напитками лучше не увлекаться. Обидно будет снова попасть в дурдом из-за пьяного безобразия. Вике, судя по всему, также не хотелось, имея судимость, ещё и на хулиганскую статью нарываться.
Наша каюта находилась на средней палубе и представляла собой однокомнатное помещение с двумя кроватями, разделёнными узким проходом. У входа – маленькая дверь в ванную (там же туалет и душ) и шкаф для одежды. Туда мы после презентации круиза и отправились – приодеться к ужину, а заодно и отметить экскурсии.
– Рит, ты пойдёшь на панораму?
Честно сказать, дополнительных экскурсий я не планировала. Но я опасалась, что тех, кто собирались просто прогуляться по Волгограду и тех, кто желали узнать о Сталинградской битве более подробно, могли рассадить в разные автобусы. Я же хотела быть с сестрой. И так столько времени не виделись!
Обывателю, не интересующемуся политикой и не имеющему никакого отношения к правозащитникам, фамилия Виктории Ерёминой, наверное, ни о чём не скажет. Те же, кто сами выходили на болотные площади протестовать против нечестных выборов либо следили за событиями, наверняка помнят её и ещё троих самарцев, арестованных за участие в массовых беспорядках и насилие к сотрудникам полиции. Притом, ни саму полицию, ни судей не волновало, что митинг был согласованным, и что беспорядки спровоцировали сотрудники ОМОНа, начавшие врываться в толпу демонстрантов и лупить дубинками всякого, кто подвернётся под горячую руку. Молодой учитель физики, избитый стражем порядка по голове дубинкой; вступившийся за него матрос из Астрахани, получивший от того же омоновца по первое число; студентка мединститута, почуявшая на своей шее объятия другого правоохранителя за слова: «Вы нарушаете закон!»; и шестидесятилетний офицер в отставке, который не стал спокойно смотреть, как на его глазах душат девушку – все они фигурировали в деле как напавшие вчетвером на двух полицейских. Вике дали два с половиной года. Остальным – больше трёх. Мама расстраивалась, винила во всём её. Я злилась на сестру за то, что своим упрямством заставила маму страдать. Нам обеим было так проще – свалить всю вину на Вику. А каково было ей – вместо слов поддержки и ободрения слышать от самых близких людей незаслуженные упрёки? Боже, как мне теперь стыдно!