ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ
Данный текст является фэнтезийным вымыслом. В нем
начинающий автор вольно трактовал некоторые исторические события,
намеренно не акцентируя на них внимание и не описывая детали, чтобы
не зацепить никого из читателей. В процессе работы над
сюжетом, автор прислушался к советам и пожеланиям, и применил
их согласно своему опыту и возможностям. Будьте осторожны, имеются
жестокие и откровенные сцены.
Февраль 1917г. Петроград
На площадь ещё до зари стекался
народ. Люди собирались толпой, спешили туда по Лиговской, Гончарной
и Знаменской, наводнили Невский и Суворовский. Под их напором
извозчики теснились у обочин, уступая дорогу. Но, напуганные
людской массой, они вскоре отъезжали поближе к домам или стремились
поскорее убраться. Народ напоминал серое взбаламутившееся море, над
которым взвивались алые флаги. То и дело толпа вздрагивала от
резких окриков, и кто-то обязательно вскидывал кулак, привлекая
внимание остальных и грозя невидимому врагу.
Люди достигли своего предела. Их
больше не останавливало перекрытие дорог, по которым они с рабочих
кварталов выходили в центр города. И царский запрет на многолюдные
митинги никого не интересовал. Уже несколько месяцев рабочие
собирались все чаще, кричали громче, а в последние дни и вовсе
потеряли голову — стали громить лавки да тянуть добро.
Словно подстраиваясь под всеобщее
настроение, погода тоже стала иной. Ветер в городе густел и горчил,
предсказывая перемены, а в середине февраля стал туманом. Как раз в
то время приехал поезд из Нарвы, и привез чужаков.
В памятный день на платформу вышли
двое. Первым выскочил из вагона высокий смуглый мужчина с кудрявой
шевелюрой и зоркими зелеными глазами. Надменный хитрый взгляд и
полные смешливые губы резко контрастировали между собой, но
приятные черты лица сглаживали впечатление и располагали. Он был
одет в неприметное поношенное пальто, в руке держал небольшой
саквояж и постоянно оглядывался.
Следом спустился светловолосый
парнишка лет двадцати со слепяще-голубыми глазами. Тонкий нос,
прищуренный взгляд, плотно сжатые губы и излишняя худоба юноши
сразу бросались в глаза. Он был слишком бледен, почти бесцветен, и
нарочито слаб, но его товарищ опускал глаза всякий раз, когда
встречался с ним взглядом.
А тем временем из соседних вагонов
выходили юноши и мужчины, которые незаметно смотрели в сторону
замешкавшихся парней, быстро перемигивались с бледным юношей и
торопились раствориться в толпе.
Теперь многие из того поезда стояли
среди митингующих, глядели вокруг и временами оборачивались,
разыскивая болезненного юношу, зеленоглазого мужчину и еще
кого-то.
Бледного юношу из поезда звали
Маркус. Обычно днем он появлялся редко, но сегодня загримировался,
выглядел еще моложе, был не белобрысым, а рыжим, и лениво играл
роль мальчишки-газетчика. Он прижался плечом к дому напротив собора
и всматривался в толпу. Обычно делал это, чтобы найти подходящие
тела для новой свиты. Но сегодня они были ему не нужны, — он просто
смотрел, чувствуя слабый охотничий азарт, и ждал.
Человеком Маркус был лишь отчасти. В
Российской Империи ему бы стоило называться упырем, в других
странах — акшар, стригой, ветал, вьесчи или еще какой-нибудь
ерундой. Сам он предпочитал — вампир — из будущего, в которое часто
заглядывал. Там, меньше чем через полвека, "вампир" будет у всех на
слуху, но пока еще каждый умудряется назвать подобных ему, как
хочет. Не помогло даже то, что в 1732г Маркус рассказал о вампирах
одному писаке. Правда, они тогда слишком напились, а наутро тот
решил, что тронулся умом и полюбившееся название осталось
дожидаться своего часа.
Вампир давно знал, что изменить в
будущем почти ничего нельзя, — вековой опыт научил. Зато можно было
что-то "оттуда" использовать в узком кругу "своих", не боясь
повлиять на мировую судьбу.
