Только слепые люди верят в свет.
Ошо
Пролог
Умирающий красный шар утонул в
причудливо сплетенных ветвях деревьев, уступая свое место
пробудившейся ночи. На сумрачном небе, где еще горели последние
красные отблески заката, уже радостно мерцали морозные звезды.
Упиваясь своей властью, высоко над горизонтом поднялась огромная
луна и бросила хищный взгляд на покосившиеся серые избы. Обжигающий
ветер, словно ее верный пес, насвистывая свою зловещую мелодию,
зашнырял по пустым улицам и дворам в поисках добычи.
Метели заровняли снегом все дороги
вокруг безымянного поселка, оставив только одну колею среди высоких
стен мрачного леса. В этих землях царствовали голод и разруха,
которые пришли следом за незваными гостями со свастиками на
рукавах. Пришли, чтобы нести горе в каждый дом, в каждую семью.
В один из холодных январских вечеров
в большом доме местного старосты обосновались три немца. Один по
привычке чистил оружие, второй у печи читал потрепанный томик Гёте,
третий же напряженно вглядывался через стекло в поздние сумерки,
готовые вот-вот превратиться в непроглядную ночь. Разговаривать им
не хотелось: война удручала даже закаленных в боях истинных
арийцев.
«Дикая страна, дикий народ, дикая
природа, - с грустью думал Ганс, отворачивая голову от холодного
окна, окидывая уставшим взглядом скудное убранство помещения. – Все
бы снести, с землей сравнять, а потом и новый порядок строить. Нет,
пусть фюрер сам живет в восточных землях, а мне и в родной Баварии
хорошо было. Ненавижу этот холод со снегом, этих неуступчивых
славян, что цепляются за каждый клочок земли. Сколько еще их
перебить надо, чтобы война закончилась?»
Протяжно скрипнули двери сеней, и тут
же на пороге дома показался офицер, пренебрежительно стряхивая с
плеч снежную пыль. Одет он был в китель серого цвета, на правом
рукаве блестела треугольная нашивка с изображением орла, на голове
грозно возвышалась полевая фуражка с высокой заостренной тульей, а
в начищенные до блеска сапоги, казалось, можно было смотреться как
в зеркало. От его пугающе бледного лица и острого взгляда веяло
чем-то демоническим, рождая даже у сослуживцев первобытный страх
перед этим человеком. Чары холода были не властны над ним: даже в
лютые морозы он спокойно обходился повседневной формой, набрасывая
на свои широкие плечи шинель в присутствии окоченевших солдат как
будто лишь ради приличия.
«Вольф! – вспомнил его Ганс, против
своей воли поднимаясь на ноги вместе с остальными. – Опять этот
эсэсовец приперся к нам! Видимо узнал, что мы партизан поймали, и
примчался свои допросы устраивать».
Черные глаза офицера вдруг уставились
на него и немедленно полезли в душу немца, стараясь дотянуться до
его потаенных секретов. Оцепеневший Ганс, не в силах оторвать
взгляд от Вольфа, мог лишь проклинать себя за несдержанность
мыслей.
- Где партизаны? – глухим загробным
голосом поинтересовался штандартенфюрер, и спина Ганса покрылась
капельками холодного пота. Он с трудом разжал челюсти и попытался
что-то сказать, но к счастью его опередил Вилли.
- Заперты в сарае рядом с домом.
Четыре человека. Поймали два дня назад в соседнем поселке, -
высоким срывающимся голосом отчеканил тот, даже позабыв положить в
книгу закладку.
- Я буду вести допрос. В это время
прошу меня не беспокоить и в сарай не входить, - отрывисто сказал
Вольф и бесшумно скрылся в сенях. Лишь стукнувшая тяжелая входная
дверь заставила немцев очнуться от такого внезапного появления.
- Это кто такой? – тихо спросил Тилл,
снова принимаясь чистить свой шмайсер, но уже не с такой
сосредоточенностью как раньше.
- Вольф, офицер СС. Последние три
месяца здесь ошивается, - нехотя буркнул Ганс, нервно почесываясь.
– Сейчас опять концерт слушать будем, хоть уши затыкай.