— Я сказала: к черту.
Впрочем, мой голос совсем не
соответствовал грубости сказанных слов: ровный, совершенно
спокойный. В конце концов, мне не семнадцать лет, чтобы устраивать
сцены с битьем посуды, истерикой и слезами. И к вещам его и пальцем
не притронусь (в этом я себе поклялась, даже руки на груди на
всякий случай сложила, дабы не поддаться соблазну), пусть сам
собирает, паскуда этакая… Хотя это я еще ласково, в душе, на самом
деле, клокотали нешуточные страсти, но я твердо вознамерилась
держать себя в руках.
— Кира, — Костя снова попытался
воззвать к моему здравомыслию, — это не дальновидно и вообще
несерьезно — рвать все из-за малюсенькой ошибки! — Мой бывший
благоверный даже продемонстрировал ничтожный размер своей
оплошности, обозначив его приблизив большой и указательный
пальцы.
Мне захотелось фыркнуть, но я
сдержалась. Довольно, все уже сказано. Да и о чем можно
разговаривать с человеком, для которого полгода постоянных измен —
всего лишь «малюсенькая ошибка»? Возможно, ему и удалось бы меня
разжалобить и убедить речами на тему «Кто не ошибается», если бы
открылся его единичный поход «налево». Но простить полгода
постоянного вранья — увольте, я не святая, и с чувством
собственного достоинства у меня все в порядке.
— Я сказала: вон, — спокойно
повторила я.
Костя все еще стоял посреди моей
прихожей, не решаясь закрыть уже полный чемодан и честь знать. Хотя
о чем я говорю? Какая тут может быть честь?
— Значит все, да? — не веря спросил
он, заглядывая мне в глаза. — Два года совместной жизни коту под
хвост?
Зеленые большие глаза, обрамленные
густыми ресницами, каким бы любая девушка позавидовала. Красивое
подкаченное тело, темные, идеально подстриженные волосы… Да, Косте
в привлекательности не откажешь. Так неужели я, считающая себя
вполне разумным, адекватным человеком, все это время велась
исключительно на это? На внешнее, не замечая внутренней...
пустоты?
— Кота не тронь, — зло ответила я,
впервые позволив себе за сегодняшнюю встречу выйти на эмоции. Но
меня тоже можно понять: кот — это святое, мой друг, член семьи.
Нафанька со мной уже десять лет, и он мне в стократ дороже этого
предателя. А поминать моего котика, когда тот тяжело болен, для
меня вообще на грани святотатства.
Однако злость схлынула быстро,
уступив место накатившей усталости. Сжавшиеся сами собой кулаки
бессильно разжались.
— Просто уходи, — попросила я,
опустив взгляд на мягкий ворс ковра, не желая больше встречаться с
Костей глазами. Пусть других очаровывает своими глазками, я больше
на этот поролон не поведусь.
Костя повздыхал, повздыхал, потом
все же опустился на корточки и принялся застегивать чемодан.
Процесс вышел долгим: чемодан оказался набит сверх меры и
застегиваться отказывался, но я протягивать руку помощи не
собиралась и терпеливо ждала.
Наконец Костя перестал пыхтеть,
справившись с задачей, и выпрямился.
— Уверена? — зачем-то еще раз
спросил он, беря по чемодану в каждую руку. Ну еще бы, переезжать
ему не хотелось: уютно устроился в моей оставшейся от родителей
квартирке, а заодно и захаживал на этаж выше, к моей соседке… Фу,
даже думать неприятно.
Не сочтя нужным отвечать, я молча
распахнула перед ним дверь. Ну, земля, прощай, в добрый путь!
— Когда ты пожалеешь, будет уже
поздно! — пафосно заявил мне бывший и походкой оскорбленного, но
все еще гордого павлина выплыл на лестничную площадку.
Я разжала пальцы: дверь гулко ухнула
за его спиной. Ну вот и все, представление окончено.
Почувствовав безмерную усталость, я
опустилась на пол прямо в прихожей, где стояла. Спрятала лицо в
ладонях и громко всхлипнула. А через секунду уже почувствовала себя
круглой дурой. И чего, спрашивается, слезы лью? Хотела бы, чтобы он
остался, остановила бы. Но, как ни крути, себя я люблю гораздо
больше, а раз так, нечего раскисать и жалеть себя. Я молодая, не
уродина, готовить умею, недвижимостью владею, так что от
одиночества не умру, найдутся… старатели. Годика так через два…
наверное...
