Цинн, королевство
Мирея
Кладбище заливало водой.
Дождь с силой барабанил по
поверхности зонта, будто отбивал похоронный марш прямо над головой.
Под ногами набухали огромные лужи, на поверхности которых всплывали
и лопались крупные пузыри.
Амелия вздохнула и крепче
перехватила ручку тяжелого под напором воды зонта. Подол вдовьего
платья до колен пропитался влагой. Внутри коротких ботинок
разлилось холодное море. Ее начинал бить озноб, но она стояла на
месте, до рези в глазах глядя на мраморную могильную плиту. Мир для
нее сузился до этого кладбища, пенящихся луж и холмика свежей, уже
размываемой стихией земли. Будто бы не было и никогда не
существовало ничего вокруг — за этой пеленой дождя.
— Приношу свои соболезнования, леди
Бриверивз… — С голосом подошедшего иллюзия развеялась, лопнув,
подобно дождевым пузырям, и обдала брызгами холодной
реальности.
Чуть сдвинув зонт, Мэл подняла
взгляд и выдавила из себя слабую улыбку.
— Благодарю, лорд Креймор.
В почтенном возрасте, с грузной
фигурой, на подрагивающих под лишним весом тонких ногах, мужчина
все еще стоял перед ней, словно чего-то ждал. Субтильный слуга за
его плечом приподнялся на цыпочки, чтобы поудобнее расположить зонт
над своим господином и будто не замечая, что сам, лишенный защиты
от непогоды, не считая куцего капюшона, уже промок до нитки.
— Леди Бриверивз, я хотел уточнить…
— начал Креймор и смущенно потупился.
Амелия едва не рассмеялась. Надо же,
на кладбище. В день похорон!
— Долг будет выплачен с процентами,
— с достоинством ответила она. — Я пришлю к вам поверенного.
Уголок пухлых губ мужчины
удовлетворенно дрогнул, подбородки колыхнулись.
— Еще раз приношу свои
соболезнования, леди Бриверивз… — Услышав желаемое, лорд Креймор
тут же раскланялся. Попятился, наступил мальчишке-слуге на ногу. —
Куда лезешь, остолоп! — взвился, будто на ногу наступили ему, и
замахнулся увесистым кулаком.
Парень втянул голову в плечи и
забормотал извинения. Зонт накренился, обдав господина холодными
брызгами, чем вызвал очередную порцию брани.
Мэл сжала губы в прямую линию и
отвернулась. Могильный камень притягивал взгляд — черный, блестящий
от потока бегущей по нему воды, с позолоченными буквами, кажущимися
объемными под прозрачными струями, — им хотелось любоваться.
— Примите еще раз мои
соболезнования, леди Бриверивз, — на сей раз голос был женским и
старческим.
— Сочувствую вашей утрате, —
добавился молодой мужской.
Пора. Приличия соблюдены, и нет
никакого смысла оставаться на кладбище, да еще и в такую
погоду.
Началось паломничество.
Люди подходили, соболезновали.
Женщины смахивали несуществующие слезы. Мужчины норовили коснуться
руки вдовы. Некоторые держали ее ладонь в своей слишком долго, не
заботясь о том, что это противоречит приличиям.
О долгах покойного напрямик
напомнили лишь трое. Двое из них почти откровенно намекнули о
возможной альтернативе деньгам.
Амелия скупо улыбалась и делала вид,
что не понимает намеков. Обещала прислать все того же
несуществующего поверенного и принимала соболезнования. Настолько
же искренне, насколько искренне их приносили.
Когда кладбище опустело, это стало
облегчением.
Она осталась у могилы одна. Дождь,
вдова в промокшей черной одежде, черный зонт и черная надгробная
плита.
Мэл шагнула ближе. Оступилась,
нырнула одной ногой в яму, набрав полный ботинок мутной холодной
воды. Выпрямилась, сделала еще один шаг.
На ощупь плита оказалась ледяной.
Мертвой, как и тот, кто теперь покоился под ней.
Навсегда.
Амелия простояла перед могилой еще
несколько минут, механически гладя онемевшими от холода пальцами
золотистую гравировку имени и лет жизни покойного и пытаясь понять,
что же все-таки чувствует: все еще ненависть или, наконец,
облегчение?
