Утро в усадьбе Лебедевых было
холодным и тихим. Серое небо, затянутое туманом, казалось нависшим
над крышей старого дома, который стоял в окружении старых лип и
вишневых деревьев. Дворецкий Иван, уже немолодой и с подёрнутыми
сединой волосами, медленно открывал ставни в просторной гостиной,
наполняя её слабым утренним светом.
В комнате, увешанной старинными
портретами предков, за тяжёлым дубовым столом сидел Александр
Лебедев — отец семейства. Его лицо, усталое и помеченное морщинами,
отражало внутренние тревоги. Он угрюмо перечитывал письма от
кредиторов, складывая их в аккуратную стопку на краю стола. Деньги
уходили быстрее, чем приходили. Семейное состояние Лебедевых
неуклонно таяло, и каждый новый день приносил лишь дополнительные
заботы.
Через несколько минут в комнату
вошла Софья Лебедева, его старшая дочь. Её движения были быстры и
уверены, но её взгляд — внимательным и беспокойным. Софья была
красивой молодой женщиной с тёмными волосами, заплетёнными в
строгую косу, и большими серыми глазами, которые всегда казались
немного задумчивыми. Она носила простое, но элегантное платье из
тёмного шёлка, подчеркивающее её фигуру и осанку, типичную для
дворянки.
— Отец, ты опять с этими бумагами, —
сказала Софья, с лёгкой тревогой глядя на стол. — Снова письма от
Степанова?
Александр вздохнул, не поднимая
головы.
— Да, мой долг перед ним растёт с
каждым месяцем, — тихо произнёс он. — Он больше не согласен ждать.
Скоро он придёт за землёй… или за нами.
Софья подошла к окну, задумчиво
глядя на двор. В утреннем воздухе дрожали клочья тумана, словно
предвещая что-то неясное и тревожное. Их семья жила в усадьбе уже
несколько поколений, и мысль о том, что она может быть продана за
долги, была для неё невыносимой.
— Мы что-нибудь придумаем, —
уверенно произнесла она, хотя сама в это не верила до конца.
В этот момент дверь открылась с
резким скрипом, и в комнату вошла Анна Лебедева, мать Софьи. Её
взгляд был резким и беспокойным, а лицо — напряжённым. Её высокие
скулы и тонкий нос создавали образ женщины, привыкшей к власти, но
годы и трудности оставили на её лице следы усталости.
— Александр, — заговорила она
строгим тоном, почти не замечая Софью. — Мы не можем больше сидеть
сложа руки. Если ты не примешь меры, то я их приму.
Александр поднял голову, медленно
глядя на жену.
— Какие меры, Анна? — устало спросил
он. — Мы почти потеряли всё, что у нас было. Какие меры ты
собираешься принять?
— Мы должны выдать дочерей замуж! —
воскликнула она, энергично пройдясь по комнате. — Софья уже
достаточно взрослая, а Елена, хоть и молода, уже получила несколько
предложений. Если мы не действуем сейчас, то потеряем всё. Нам
нужно соединить их с подходящими семьями, иначе… — её голос
дрогнул, но она тут же взяла себя в руки.
Софья нахмурилась, слушая это
обсуждение как будто о вещах, а не о людях. Её мать всегда так
говорила — практично, расчётливо, без малейшего намёка на
эмоции.
— Мама, — начала Софья, оборачиваясь
к ней. — Неужели единственное, что нас может спасти — это
браки?
Анна прищурилась, словно изучая
выражение дочери, прежде чем ответить:
— А что ты предлагаешь? — её голос
был холоден, но в глазах виднелись неискренние слёзы. — Жить в
нищете? В конце концов, Софья, тебе нужно подумать о будущем. И
Елене тоже. Не будь наивна. Ты красива, умна и благородна. У тебя
все шансы найти достойного мужчину.
Софья опустила голову, чувствуя
тяжесть этих слов. Ей не нравилось, как мать говорила о браке, как
будто это была просто сделка. Она не мечтала о замужестве по
расчёту, как её младшая сестра Елена, которая уже грезила о богатом
женихе.
— А кого ты собираешься приглашать?
— спросил Александр с легкой иронией, поднимаясь с кресла. — Все
состоятельные мужчины уже уехали в Петербург на зиму.
