ПРОЛОГ
Улица Лондона. Репортер берет интервью у прохожего
– Извините, задержу Вас на пару минут.
Останавливается мужчина в клетчатой рубашке с одутловатым красным потным лицом.
– Вы знаете, кто такой Михаил Фридманович?
– Конечно, знаю, это чудак, который за русские деньги скупает никому не нужный в Англии хлам.
– Например?
– Он купил футбольный клуб Чипси.
– А Вы болеете?..
– За Манчестер. Русские все олигархи такие прикольные?
Улица Москвы. Всё тот же репортер спрашивает
у пожилого прохожего в шляпе
– Позвольте задать Вам вопрос?
– Валяйте.
– Вы знаете, кто такой Михаил Фридманович?
– А что, его уже посадили? Всех олигархов – в Басманный суд!
1. ФУГИ С БУХОМ
Львов, 1975 год
Узкая улица в центре старинного города. На солнце поблескивает серая неровная брусчатка. Пружинистые линии трамвайных рельсов стиснуты фасадами невысоких каменных домов сдержанной архитектуры средневековья. На повороте визжат колёса громоздкого трамвая.
Подросток с темными волосами в школьной форме и съехавшим на сторону пионерским галстуком осторожно нажимает ручку стеклянной двери шляпной мастерской. Открывается неброское нутро ателье советского периода.
Бюсты манекенов в мужских фетровых шляпах тёмных и серых цветов флиртуют с женскими слепыми головками в шляпках европейской моды. Шляпы с изломанными полями делают мужественными даже гипсовых истуканов. Кокетливые женские головки, одарены мастером стильной сексуальностью.
Чувствуется, что мастер творит всю эту красоту по живой ещё памяти о тех людях, которые приносили сюда парижские новости и варшавские сплетни. Люди исчезли. Остались слепки их голов и фетровые предпочтения, украшенные легкими перьями и пестрыми лентами.
Большегрудая тётя в высоком светлом шиньоне сидит за невысокой конторкой и дремлет. При этом поза её не расслаблена, а выражает дежурную готовность женщины в нужную минуту проявить рвение в работе администратора. Из радиоточки доносятся звуки украинских национальных напевов.
Подросток на цыпочках подходит к конторке. Убедившись, что тётя в шиньоне спит, он кричит во всё горло:
– Руки в гору, милиция!
Женщина просыпается, едва не опрокидывает стул. Хватается за сердце.
– Хулиганская морда, – причитает она, тяжело дыша. – Вот бы тебя отец выпорол. Так он всегда занят. Вчера бабушку Цилю довел до инфаркта, и я сейчас помру.
Мальчик исчезает за перегородкой и возвращается со стаканом воды в руке. Ставит его на стол перед женщиной.
Из дверей соседнего помещения появляется невысокий полноватый человек в белой рубашке с галстуком и в темной жилетке. Вокруг его губ заметны следы яркой помады, которую он не успел вытереть. Перед собой он держит шляпную коробку.
За ним в комнату вплывает широкобедрая слишком ярко накрашенная дама. Причёска чуть нарушена. Расстегнута лишняя пуговка блузки. Волнуется пышная, еще не остывшая грудь.
– Привет, Мишуня! Где милиция? Кто помирает? Что было с бабушкой Цилей? – Нарочито строго спрашивает мужчина. У него хорошее настроение. Он, прищурившись, смотрит на сына. Даже сквозь узкие щелки век видны лучистые и живые карие глаза.
– Так кто ж Вам расскажет, пан Фридманович, – с обидой в голосе говорит администратор. – Вы любите своего сына больше, чем он заслуживает. Вчера он ворвался к бабушке Циле и с порога без всякой подготовки объявил, что Бах умер. Вы знаете, как сильно старые люди реагируют на смерть знакомых. Бабушка рвала на себе волосы.
– Постойте, это тот Бах, что на Пекарской в книжном? – удивлённо спрашивает дама в блузке.
– На Пекарской, мадам Петрова, дай Бог, не умер Бух, – рассмеялся мужчина. – Бабушка Циля в детстве имела с Бахом фуги. Несчастный действительно умер. Мишуня не соврал.
