Город родимый – дыра дырой. Одноэтажки позапрошлого века вперемежку с хрущобами. В Рязани с Тулой хотя бы Кремль, во Владимире – централ, а у них – ни единой достопримечательности. Если редкий приезжий спросит, куда сходить, – его в недавно построенный торговый центр с киношкой направляют. На полном серьезе.
Старики смирились, родаки – кто на полумертвом химкомбинате за копейки вкалывает, кто в Москву на вахту мотается. Молодежь дружно мечтает сбежать навсегда. Только лет до семнадцати куда денешься? До замужа или до абитуры ты прикована дочерним долгом и школой.
Но Люся не хотела ждать совершеннолетия. Она регулярно слала посылки троюродной тетке в Санкт-Петербург, надеялась – вдруг та к себе пригласит? Чатилась на форумах русских, что осели за границей. Даже на ненавистном английском переписывалась – с френдами из Америки и прочих заманчивых стран.
– В школьных олимпиадах участвуй, – советовал мечтатель-отец.
– Готовить учись, – наставляла вечно замотанная мать.
Однако Люся в свои двенадцать уже поняла: ни таланта, ни желания к наукам у нее нет. Личико миленькое, но в фотомодели не позовут. Спорт, музыка – муторно, да и поздно. Но в шестом классе додумалась записаться в городскую театральную студию. Чего бы нет, если занятия бесплатные? Зато научат, как себя подать лучше.
Играть Бекки Тэтчер или Алису из Страны чудес ей не доверяли, но роли подруг главной героини у Люси получались. Родители ходили на все спектакли, оглушительно хлопали из первого ряда. И даже пикнуть не посмели, когда в седьмом классе дочь огорошила: она едет в Москву, на театральный фестиваль.
«Ух, развернусь!» – мечтала Люся на жесткой верхней полке плацкартного вагона.
Но детский коллектив сопровождал десяток взрослых церберов, из гостиницы поодиночке не выпускали, вся столица – только из окна экскурсионных автобусов.
«Тома Сойера» показывали в Домах культуры и школах, красавице Бекки Тэтчер иногда дарили цветы, Люсю (на поклонах она всегда стояла сбоку, у самой кулисы) никто не замечал. Она тоскливо улыбалась в размытое пятно зрительного зала. А когда однажды на сцену взошел молодой человек и протянул букет именно ей, испуганно отпрянула.
Он настойчиво вложил цветы девчонке в ладошку и шепнул:
– Там записка. Обязательно позвони.
Люся еле дождалась, пока занавес, зловеще скрипя, скроет от них торопящихся к выходу зрителей. Расталкивая друзей-артистов, ринулась в туалет, дрожащими руками выдернула из-под целлофановой обертки бумажку – только номер телефона. И короткая фраза: «Это твой шанс остаться в Москве».
Смотрела. Озадаченно хлопала глазами. Лицо парня, что вручил букет, почти не запомнила. Прыщавый, невысокий. Он в нее влюбился? А вдруг это помощник продюсера?! Ищет актрису – хоть в сериал, хоть на «кушать подано»?!
Конечно, она позвонила.
И на следующий день – будто шпион! – ускользнула из Оружейной палаты (их водили туда на экскурсию).
В автобусе – когда пересчитывали по головам – отсутствия девочки не заметили. Что ее нет на ужине – тоже. Тревогу подняли только в одиннадцать вечера – соседки по комнате побежали ябедничать, что Люська загуляла. До часу ночи опрашивали коллектив, потом обратились в полицию. С утра Люсин портрет уже показывали по телевизору и распечатывали в «Лизе Алерт».
Городские видеокамеры отследили: девочка ныряет в метро на станции «Охотный Ряд». Потом на «Фрунзенской» садится в белую «Мицубиси» без номеров. Дальше машина мелькает в районе университета – и больше не появляется. Девочка будто исчезает с лица земли.
Ее семью и друзей показывают по телевизору, приглашают на ток-шоу.
