Над сонными полями неторопливо плыла летняя ночь, пронизанная призрачным светом близких звезд и молодого месяца, повисшего над тихим лесом. Ночь, наполненная сладким ароматом зацветшей липы и чуть слышным перешептыванием наливающихся колосьев.
Небольшая деревня – хат сорок, приютившихся у извилистой дороги, – давно спала, утомленная июньским зноем и бесконечными повседневными хлопотами. И только на школьном дворе бывшей четырехлетки, под густой тенью диких слив, все не прекращались негромкие разговоры, которые то затихали, переходя на бормотания, то разгорались вновь. Время от времени они разбавлялись негромкими аккордами гитары, звучным храпом и веселым, заливистым девичьим смехом.
Школьный двор так и называли школьным, даже после того как добротный одноэтажный сруб под новой шиферной крышей, служивший много лет начальной деревенской школой, переделали под магазин. Когда-то двор был главным местом сбора местной молодежи. Тогда дети нынешних стариков, доживающих свой век в деревне, были подрастающим поколением семидесятых. Теперь же школьный двор стал местом обитания деревенского хулиганья, банды или шайки, как за глаза называли ребят – современную молодежь, которая взрослела на стыке столетий. Их родители появились на свет и выросли здесь, в Васильково. Жизнь когда-то разбросала их по всему Советскому Союзу, но связь с этим местом осталась. Городские мальчишки и девчонки съезжались сюда каждое лето, чтобы провести его у своих бабушек и дедушек.
И вот уже не первый год первенство в деревне среди молодежи принадлежало троим: Андрею Швецу, Васе Кулику и Сашке Хоменку. Ребята никого не принимали в свою компанию и дружили столько, сколько себя помнили. Они предпочитали держаться в тени, не выставляясь и не высовываясь, будучи всего лишь двадцатилетними парнями, которые не раз получали нагоняй от своих стариков. И все же их авторитет был надежно и давно утвержден в деревне. Многие ребята хотели бы оказаться в их компании. Немало девчонок мечтало посидеть у погасшего костра, прислушиваясь к негромким напевам гитары, но только одной это удалось без особого труда. Почему? Да потому что Маша Лигорская была такой же бунтаркой и хулиганкой, как и они. С весьма гибкими моральными устоями и сомнительными жизненными принципами. Смелая, дерзкая, отчаянная, она наравне с парнями участвовала во всех их вылазках и проделках. А главное, Маша слыла настоящим асом в езде на спортивном мотоцикле, что вызывало у ребят восхищение и уважение. Впрочем, она была всего лишь хрупкой невысокой девушкой двадцати лет, с копной рыжих волос, обрамлявших задорную широкоскулую мордашку, которую немного ломал упрямо выдвинутый подбородок. Беспокойные глаза светло-зеленого цвета окаймляли темные пушистые ресницы. Брови взлетали к вискам, маленький рот с плотно сжатыми пухлыми губами был ярко и красиво очерчен, а ямочки расцветали на щеках при малейшем намеке на улыбку.
Футболки, шорты, джинсы, спортивные мастерки, бейсболки и кеды были любимыми и незаменимыми атрибутами Машиного гардероба. Безусловно, они не придавали элегантности и женственности облику девушки, но и не скрывали ее безупречной фигуры, стройных ног и легкой походки. Ее голос, мягкий, нежный, негромкий и невероятно мелодичный, то звенел колокольчиком, то журчал ручейком, завораживая окружающих. Да, Машка Лигорская была пацанкой, совершенно комфортно и раскованно чувствующей себя среди парней, и это ее полностью устраивало. Но она не была такой по сути своей. Просто пыталась защитить себя, спрятать беззащитность и ранимость души. Она многое успела познать в жизни, и все же не смогла постичь ее правил, упрямо веря в собственные и руководствуясь ими во всем.
