Татьяна Диско
Эфемерность
Оглавление
01. ЛИЛЯ
02. МАЙЯ
03. ЛИЛЯ
04. МАЙЯ
05. ЛИЛЯ
06. МАЙЯ
07. ЛИЛЯ
08. МАЙЯ
09. ЛИЛЯ
10. МАЙЯ
11. ЛИЛЯ
12. МАЙЯ
13. ЛИЛЯ
14. МАЙЯ
15. ЛИЛЯ
16. МАЙЯ
17. ЛИЛЯ
18. МАЙЯ
19. ЛИЛЯ
20. МАЙЯ
21. ЛИЛЯ
01. ЛИЛЯ
– Цветы мы не отмечаем, – сказал географ.
– Почему?! Это ведь самое красивое!
– Потому что цветы эфемерны.
Антуан де Сент-Экзюпери
«Маленький принц»
В шесть утра меня будит телефонный звонок. Я открываю глаза и с удивлением нахожу под боком Майю – рука обвивает ее огромный голый живот. Золотистые кудри щекочут мое лицо. Я быстро просыпаюсь и понимаю, что к чему: ночью была гроза, а Майя до чертиков боится грома.
Потирая сонное лицо, заставляю себя подняться с кровати и под рокот-скрип старого деревянного пола добираюсь до прихожей. Телефон продолжает звонить.
– Алло?
В горле ужасно першит – пытаюсь откашляться, чтобы избавиться от неприятного ощущения.
– Лилечка, деточка, здравствуй.
В трубке телефона с дисковым номеронабирателем, красного цвета (отчего телефон по праву считается самой яркой вещью в доме, но только после Майи) – Людмила Ивановна. Голос у нее старческий, с хрипотцой, от которой так просто не откашляешься; бежит по голосовым связкам, и с них от дребезжания как будто бы сыпется пыль. В ответ мне хочется чихать.
– Лилечка, он опять перепутал окна!
Фраза, которой достаточно, чтобы привести меня в бешенство.
– Ты прости, что я так рано вам звоню, но…
– Не извиняйтесь, – перебиваю я, чтобы бедная женщина успокоилась и не искала себе оправданий. – Спасибо, что нам, а не в милицию. Он ведь наш… друг.
Говорю «наш», но мысленно поправляю себя: «Майин».
– Лилечка, приходите скорее, ладно? – продолжает Людмила Ивановна все тем же извиняющимся тоном, от которого становится неловко даже мне.
Ну, правда ведь, другая соседка на ее месте устроила бы скандал, а эта еще и прощения просит, хотя это нам следовало бы чувствовать себя виноватыми.
– Хорошо, мы сейчас будем.
Я кладу трубку и иду на кухню, ставлю чайник на огонь. В одну кружку насыпаю кофе (а точнее, растворимый пепел кофейных зерен, мысль о существовании которого горчит больше, чем он сам), в другую – листья Иван-чая, в третью кладу пакетик с мелиссой и мятой.
– Майя, вставай.
Вернувшись в свою комнату, первым делом надеваю очки, а уже потом влезаю в джинсы и белую майку.
За окном вовсю заливаются птицы, словно им тоже не терпится разбудить диснеевскую принцессу.
– Поднимайся, Майя.
Капли кончившегося дождя срываются с крыши и стучат по подоконнику. Воздух окрашен мягким оранжевым светом – я отдергиваю штору и впускаю его в комнату. Только Майя не двигается. Она ничего не слышит, ничего не чувствует и не пошевелится, даже если простыня под ней сейчас же займется пожаром от ярких солнечных лучей.
Но я знаю заклинание, способное привести ее в чувства: мне достаточно опуститься на корточки возле спящей красавицы и прошептать:
– Майя, просыпайся, иначе опоздаешь на работу.
На слове «работа» у Майи замыкает извилины-провода, и волшебный спусковой механизм заставляет ее резко оторвать от подушки голову.
– Я опаздываю?! Который час?! – на полном серьезе спрашивает она, глядя на меня широко раскрытыми глазами.
В свете солнца у нее вместо радужек – две зеленые планетки, усаженные травами, деревьями и цветами. Густые рыжие ресницы кажутся почти прозрачными.
– Сейчас шесть тринадцать утра, – объявляю я, выпрямляясь во весь рост, и Майя тут же цирковым тюленем ныряет назад в объятия подушки. – Иванов опять излагает свои любовные откровения под балконом тети Люды.
Чайник свистит, зовет меня на кухню, и я отправляюсь разливать кипяток по кружкам. У всех нормальных семей – целые сервизы одинаковой посуды, и только у нас даже двух похожих кружек не найдется: цвет, форма, объем – все у них разное. Единственный плюс такого разнообразия – можно подбирать гостю посуду, исходя из его характера. Игра, о которой даже Майе не известно.
